Трава вырастала багровой, роняя капли крови на иссохшую землю под ней. Небо имело цвет пепла, было серым и безжизненным. Ни одной птицы не пролетало, ни единое дуновение ветра не тревожило равнину. Филипп опустился на колено и коснулся рукой багрового стебля, и кровь растеклась по его ладони. Он поднялся, поежившись, впервые заметив тела, которые лежали всюду вокруг него. Тысячи и тысячи трупов, и трава росла вокруг них, из них, сквозь них. Он вздрогнул. Человек лежал на спине, и из его глазниц росли травы.
- Что это за место? - вскричал Филипп. Звук умер тут же, едва сорвавшись с его губ.
- Тебе здесь неуютно?
Он развернулся на носке, меч змеей вскочил к нему в руку. Перед ним, облаченный в черный с золотом доспех, стоял Филиппос, Царь-Демон.
- Но ты мертв! - закричал Филипп, отшатнувшись.
- Да, - согласился Царь Македонов.
- Так убирайся от меня!
- Разве так обращаются с братьями? - спросил Филиппос, вытащив свой меч и наступая. Филипп бросился ему навстречу, их клинки со звоном столкнулись, и его меч полоснул противника по шее, открывая широкую рану, из которой струей забила кровь. Филиппос отскочил вправо, оступившись и упав на землю лицом вниз. Он медленно поднялся на колени, спиной к противнику. Филипп ждал. Царь-Демон встал и медленно повернулся. Филипп закричал. Бородатое лицо, которое было отражением его собственного, исчезло. Теперь у Филиппоса были золотые волосы, зеленые как море глаза и лицо необычайной красоты.
- Александр?
- Да, Отец, Александр, - произнес Царь-Демон, улыбаясь и надвигаясь вперед с вытянутым в руке мечом.
- Не заставляй меня убивать тебя! Прошу!
- Ты не можешь убить меня, Отец. О нет. Но я тебя зарежу.
Черные рога потянулись из висков Александра, закручиваясь над ушами. Его глаза сменили цвет с зеленого на желтый, без зрачков. Филипп стиснул меч пальцами и стал ждать, пока демон перед ним не двинулся неспеша в атаку; он попытался нанести удар в горло, но рука отяжелела, движения замедлились, и он смотрел в смертном ужасе, как меч Александра отбил его клинок и взметнулся вверх, сияющий и острый, пронзая лезвием его гортань, рот и вонзаясь в мозг, словно язык пламени...
Филипп проснулся и закричал. Женщина рядом с ним заворочалась, но не проснулась, когда Царь приподнялся на ложе. Голова его раскалывалась, тело было покрыто потом. Старая рана в ноге болезненно ныла, но он поднялся с кровати и подошел к ближайшей скамье. Кувшин с вином на маленьком столике был пуст. Филипп чертыхнулся и опустился на скамью, поставив кувшин себе на колени.
Сон был всегда один и тот же. Он никогда не мог одолеть Александра.