Тёмный Принц

   Люди снаружи шатра начали кричать, и Гефестион развернулся и быстро вышел на солнце. Александр остался сидеть на кровати, силясь вспомнить, что же было после пира. Он мог вспомнить смех и шутки, и как Клейтус, старый кавалерист, плясал на столе. Но не припоминал, как покинул пир и как добрался до кровати.

   Гефестион вернулся и тихо прошел через шатер с могильным лицом.

   - Что там происходит? - спросил Царь.

   Гефестион сел, но ничего не сказал, избегая взгляда Александра.

   - Что такое, парень?

   - Друг Пармениона, фивянин Мотак... найден убитым. - Гефестион поднял взгляд. - Заколот, государь... много раз.

   У Александра пересохло во рту. - Это не я. Я любил старика. Он научил меня ездить верхом; он поднимал меня на плечи. Это не я!

   - Конечно не ты, государь. Никто об этом не услышит, обещаю.

   - Я должен увидеть Пармениона. Он, должно быть, в отчаянии. Мотак был с ним в Фивах, когда Парменион их освободил, разбив Спартанское войско. Мой отец тоже там был... ты знал об этом?

   - Да, государь. Я позову твоих слуг, и они принесут свежую одежду.

   Подняв окровавленный кинжал, Гефестион опустил его в мутную красную воду в кувшине, отмывая оружие. Затем вернулся к кровати, сорвав с нее пропитанное кровью одеяло и скрутив его в тугой сверток.

   - Зачем кто-то сделал это со мной, Гефестион?

   - У меня нет ответа, государь. Однако я удвою охрану вокруг твоего шатра.

   Забрав кровавое одеяло, молодой офицер ушел, а Александр остался сидеть, глядя на свои руки. Почему я не могу ничего вспомнить, спрашивал он себя. Прямо как в Пелле, когда он встретил ту женщину, Аиду.

   Она держала его за руку и предсказывала будущее. Аромат ее духов был острым, и она говорила об успехе и славе. Ее кожа была белее слоновой кости. Он вспомнил, как, будто в дурмане, протянул руку и сжал ладонью ее грудь. Ее пальцы ласкали его бедро, и она приблизилась вплотную, прижавшись губами к его губам.

   Но потом...? Воспоминаний не осталось. Позже Аида сказала, что они с Олимпиадой убили вдову Филиппа с ее младенцем. Это было необходимо, уверяла она. Александр ей не поверил, однако не предпринял ничего для того, чтобы наказать женщину.

   Тогда, как и сейчас, он проснулся в постели с запекшейся кровью на руках и лице.

  

***

   Пармениону казалось, что у него уже не оставалось больше места в сердце и душе для новой боли и страданий. Смерть Дераи и убийство Филиппа захлестнули его чувства огненной плетью, оставив его немым и опустошенным. Но теперь он понял, что ошибался. Убийство Мотака открыло новую незаживающую рану, и стареющий Спартанец преодолевал эти муки с трудом.

   Слезы не текли, но

стратег

 был потерян и безутешен.

   Он сел в своем шатре с сыновьями Филотой, Никки и Гектором, перед лежащим на узкой кровати телом Мотака. Парменион сидел рядом с покойником, держа в руках еще теплую мертвую ладонь Мотака.

   - Выйди хоть ненадолго, Отец, - сказал Никки, подойдя к Пармениону. Спартанец поднял взгляд, кивнул, но не пошевелился. Вместо этого он перевел взгляд на своих детей: Фило был высоким и худощавым, копия отца; Никки - невысоким, темноволосым и коренастым; а младший, Гектор, был сильно похож на мать, с открытым лицом и широкими, невинными глазами. Теперь они стали мужчинами, а в детстве он редко их видел.

   - Я был в твоем возрасте, Гектор, - заговорил Парменион, - когда Мотак поступил ко мне в слуги. Он был верным другом. Я молю богов, чтобы все вы встретили такую дружбу на жизненном пути.

   - Он был хорошим человеком, - согласился Фило. Парменион изучал его лицо в поисках малейшего признака насмешки, но нет, в нем не было ничего, кроме сожаления.

   - Я был скверным отцом для всех вас, - сказал вдруг Парменион, и сам удивился. - Вы заслуживали большего. Мотак никогда не упускал случая укорить меня за краткие приезды. Я желаю... желаю... - Он запнулся на миг, затем глубоко вдохнул и выдохнул. - Но, в конце концов, желая изменить прошлое, ничего не добьешься. Позвольте сказать одно: я горжусь всеми вами. - Он взглянул на Фило. - У нас были свои... разногласия, но ты был молодцом. Я видел тебя при Гранике, как ты повел своих людей в атаку вместе с Александром. И я всё еще помню забег, который ты выиграл, обогнав чемпионов Греции - ты бежал умело и с душой. Что бы там ни было между нами, Филота, я хочу, чтобы ты знал, что мое сердце вознеслось, когда я видел тот забег. - Он обратился к Никки и Гектору. - Вам обоим пришлось бороться, чтобы преодолеть препятствие, то, что вы являетесь сыновьями Македонского Льва. От вас всегда ждали большего. Но я ни разу не слышал, чтобы вы жаловались, и знаю, что люди под вашей командой уважают вас обоих. Я старею и не могу повернуть годы вспять, чтобы прожить жизнь иначе. Но здесь... сейчас... я хочу сказать, что люблю вас всех. И прошу у вас прощения.

   - Не за что прощать, Отец, - произнес Гектор, обняв отца. Никки подошел слева, положил руку на отцовское плечо. И только Фило остался в стороне. Подойдя к телу Мотака, он положил ладонь мертвецу на грудь.