Тёмный рыцарь

— Завтра на собрании капитула вы будете восстановлены в наших рядах. Дабы к этому подготовиться… — Он поднял руку и щелкнул пальцами. Один из писцов поднялся со своего места, снял с крючка два плаща и поспешил к столу. Де Пейн и Майель завернулись в эти плащи, сели на подставленные им табуреты. — Дабы подготовиться к этому, — повторил Тремеле, — вы прочитаете труд великого Бернара «De Laude Novae Militiae».[37]

— Я уже читал, — недовольно отозвался Майель.

— Что ж, перечитаешь еще раз.

— Владыка! — Де Пейн старательно подбирал слова. — Что же произошло в Триполи?

— Графа Раймунда убили ассасины, они же низариты, мусульманские еретики, которые скрываются от всех у своего князя, так называемого Старца Горы. А вот за что? — Тремеле скривился. — Граф совершил нападение на караван-сарай, находившийся под их защитой. — Магистр злобно посмотрел на де Пейна, выпучив водянистые голубые глаза, воинственно выпятив подбородок; рыжая борода его встопорщилась. Всем своим видом он показывал, что никакие возражения не принимаются.

«Лжешь, — сразу же заключил для себя де Пейн. — Беснуешься, да только отчего?»

— Но еще важнее то, — продолжил Тремеле, отводя взгляд в сторону, — что граф Раймунд находился под защитой Ордена рыцарей Храма. Старца Горы необходимо усмирить, призвать к ответу, заставить выплатить компенсацию за убийство[38] и признать власть нашего ордена. Вы оба возглавите посольство, которое направится в горы. — Движением руки он остановил де Пейна, намеревавшегося возразить. — С вами будут шесть сержантов и писец. Вы должны будете потребовать от Старца и извинений, и возмещения.

— А что, если он пришлет вам в корзине наши головы, засушенные и засоленные? — сердито спросил Майель.

— На это он не пойдет, — успокоил рыцаря Тремеле. — Он уже прислал мне письменные заверения. Вас примут с почетом.

— Он что же, отвергает обвинение? — поинтересовался де Пейн.

— Ничего он не отвергает, ничего и не предлагает.

— А что убийцы? — настаивал Майель. — Удалось найти их тела?

— Не удалось, — Тремеле покачал головой. — Попробуй опознай их после такой кровавой бойни — отрубленные головы, конечности, части тел.

Великий магистр пожал плечами.

— Так почему же обвинили ассасинов? — добивался истины де Пейн.

— Низаритов, — поправил Майель. — Так на самом деле называют этих еретиков!

— Они гнусные убийцы и грабители, — возразил ему де Пейн. — Но все равно: какие у нас доказательства, что это их рук дело?

— Тела действительно не найдены, — произнес Тремеле. — Зато найден их медальон, знак, который они обычно оставляют на трупах своих жертв. — Он кивнул писцу, и тот протянул ему медный кружок, примерно три с половиной вершка[39] в диаметре: по ободу глубоко вырезаны какие-то символы, а в центре — змея с разинутой пастью.

Де Пейн и Майель внимательно рассмотрели медальон, потом вернули писцу, и тот тут же достал два длинных изогнутых кинжала, рукояти которых, сделанные из слоновой кости, были украшены кроваво-красными лентами. Де Пейн вспомнил, что видел такой кинжал в руке одного из убийц в коричневых рясах, когда те бросились на графа.

— Нашли только эти два, — пролаял Тремеле. — Такой улики достаточно, по крайней мере, пока. И вот еще что… — Он помолчал немного. — Я сказал, что с вами отправятся шесть сержантов и писец. Последний вызвался добровольно. — Он снова щелкнул пальцами и прошептал что-то на ухо одному из писцов, который тут же выбежал из комнаты и вскоре возвратился с человеком, одетым в темную рясу тамплиера-сержанта.

Незнакомец держался в тени позади стола Великого магистра. Де Пейн напряг глаза, всматриваясь в эту фигуру, пока не разглядел — и, кажется, узнал — черты лица.

— Вы, полагаю, знакомы. — Тремеле жестом велел человеку выступить на свет.

Де Пейн вздрогнул, окончательно уверившись, что узнал его. Тот самый лекарь, который пытался заколоть его ножом в церкви сразу после резни. Черные волосы, усы и бородка были теперь аккуратно подстрижены, смуглая кожа смазана маслом, глубоко посаженные глаза смотрели спокойнее, да и все лицо выражало куда меньшее возбуждение, нежели искаженные гневом черты, врезавшиеся в память де Пейна. Новоприбывший слегка поклонился, разведя руки в стороны.

— Тьерри Парменио, господа мои, — проговорил он тихо. — Лекарь, странник, вечный паломник.

— Которого мне надо было повесить, долго не думая — прорычал Тремеле, хотя в голосе его слышались нотки добродушия, как у человека, который вволю насытился.

Взгляд де Пейна упал на стоящий на столе среди груды свитков стеклянный кубок, защищающий от яда и наполненный вином до краев.

Гость Великого магистра сделал шаг вперед, протянул руку. Де Пейн встал и пожал ее.