– Может и так, – усмехнулся он. – Сначала я менялся как под копирку. Глядел на адвоката, потом на себя, – он поднес к лицу левую, а затем правую ладонь. – Находил отличия и исправлялся. Цель была трудная, но выполнимая. Когда приблизился вплотную к ее достижению, начал осознавать, что теряю себя. Пришлось остановиться и разобраться в собственных моральных устоях, расставить приоритеты.
– Например, бесплатно защищать кормящих матерей?
– Например, помогать таким же лопухам, каким я сам когда-то был.
– Выходит, ты хороший парень, который борется со злом?
– Я не хороший, – его взгляд стал жестким. – Жизнь показала мне, как плохо быть хорошим. От этого мало толку как для тебя, так и для окружающих. Хороший парень мало чего сможет добиться, а потому мало кому сможет помочь.
– То есть, ты защищаешь и виновных тоже.
– Раньше защищал, – покачал головой он. – Пока не увидел, к чему это приводит.
– И к чему тебя это привело?
– Не меня, а тринадцатилетнюю девочку, которую изнасиловал мой бывший клиент.
– Представляю, как тебя мучает совесть, – сказала я, вспоминая тусклые вечера и зудящие ночи, проведенные в мыслях о папиной смерти.
– Уже не мучает. Совесть – вещь бесполезная, от нее никому легче не становится. Искупление куда лучше.
– Как можно искупить вину перед… – я чуть не сказала «мертвым». – Перед изнасилованной девочкой?
– Никак, – покачав головой, он поглядел в окно. – Нужно помогать другим. Приносить в мир добро, чтобы компенсировать вред, который причинил людям. Смотрю, тебя расстроила моя история успеха.
Я постаралась собрать съехавшее лицо в подобие улыбки.
– Нет, просто мне тоже есть что компенсировать, вот только я не знаю как…
– Это нормально, нельзя развиваться не ошибаясь. Бессмысленно изводить себя чувством вины. Тем более, ты уже на правильном пути.
Денис кивнул на бланк искового заявления, а я подумала, что до этого момента относилась к истории соседки скорее как к теме для репортажа. Теперь же я увидела возможность помочь реальному человеку. Совершить хороший поступок не для того, чтобы расположить к себе зрителей, а ради самой Натальи, ради памяти о папе. Раньше я думала только о том, что обязана вывернуться на изнанку, лишь бы папина смерть не оказалась напрасной. Сейчас увидела путь, двигаясь по которому смогу каждый день искупать вину, оправдывая собственное существование.
– Ну и не повторяй своих ошибок, – оторвал меня от размышлений голос Дениса. – Вот почему я защищаю только тех, на чьей стороне справедливость.
Забавно… В тот вечер, когда папа умер, мне казалось, что справедливость как раз на моей стороне.
– По каким критериям ты это определяешь? Опираешься на общественное мнение, или у тебя свои понятия добра и зла?
– Терпеть не могу, когда общественность навязывает морали, – на его скулах заиграли желваки. – Что для одного общества аморально, для другого – норма. Вспомни, хотя бы, исламский джихад. У меня есть внутренние планки, которые я сам для себя выставил и решил ни при каких обстоятельствах не переступать. Например, никогда не связываться с убийцами и насильниками. Это мой хребет, внутренняя опора, понимаешь? – посмотрел на меня с надеждой Денис, и я закивала, стараясь глядеть ему прямо в глаза. – Мне импонирует то, с каким напором ты идешь к цели, но и тебе нужны собственные принципы. Без них я бы остался слепым подражателем, а с ними…
– Человек, который сделал себя сам, – закончила я за Дениса.
– Все верно, – сказал он то ли о моем замечании, то ли о бумагах, которые взял со стола. – Поехали дальше.
Убедившись, что я выполнила все поручения, Денис отпустил меня домой. Наконец-то выдался свободный вечер. По дороге я размышляла, на что его стоит потратить: на учебу, или на монтаж отснятого видео. В лифте хотела было нажать кнопку с номером этажа Натальи, но передумала. Бумаги готовы, дальнейшая судьба соседской квартиры полностью в руках Дениса. До суда записи вряд ли понадобятся. Пора уделить время образованию. Выходя из кабины, я уже окончательно решила дочитать за вечер учебник по истории иностранной журналистики и лечь пораньше спать. В поисках ключей от квартиры я не заметила человека, поджидавшего меня на лестнице. Выпрыгнув на площадку, он схватил меня за шею. Воздух застрял в хрипящем горле. На глаза навернулись слезы. Я попыталась сглотнуть, но добилась только рвотного позыва. В ушах зашумело. Перед глазами проступили синие звезды.
– Что, папарацца херова, – как будто издалека донесся мужской голос, – доигралась?!
Рука на секунду ослабила хватку, и я смогла вдохнуть. Передо мной стоял Евгений, муж Натальи. Брызжа слюной мне в лицо, он орал:
– Еще раз я тебя возле своей двери увижу – никакая камера не поможет! Встречу в темном повороте, – он приподнял меня за горло, вдавив пальцы так, что заболели гланды, – сожму в кулаке, пока не хрустнешь, и забуду как звали. Поняла?!