Придирчиво посмотрев на давно не бывавшее у него в руках, но оттого ставшее даже более желанным за все прошедшие годы изделие, гном с удивлением для себя сумел обнаружить в снегу также и небольшой медальон. А ещё — обрезанный на треть и заметно потёртый слиток металла, приземлившийся прямо напротив вставленного в рукоять лука полудиска. Но когда он снова поднял голову, то уже не увидел перед собой никого, кроме небольшой стайки животных, разбредавшихся в стороны от ровной пустой площадки. Поверхность её оставалась абсолютно не потревоженной и не имела даже следов.
А где-то далеко в горах по верхушкам холодных снежных шапок уже медленно кралась и готовилась вступить в права самая длинная ночь в году — ночь зимнего солнцестояния. И её под руку вёл не кто иной, как совершенно новый и в то же время давно знакомый этому миру
— Что ж, цикл продолжился. Как ты и хотел, — махнул головой гном, звякнув бубенцами на шлеме, и размеренно поклонился последнему лучику заходящего за гору светила.
Эпилог
Паулю было всего семнадцать, когда его затащили на фронт старшие товарищи. Их настойчивые шлепки по спине и призывы поучаствовать в великом деле в конце концов привели к тому, что сейчас Пауль сидел в этой ледяной траншее один, подпирая локтём спину мёртвого сослуживца. Хотя в мирные времена он даже не мог выносить вида крови, которую изредка приносил на ботинках домой его отец-мясник. Но вот прошло всего каких-то полгода на передовой, и Пауль будто даже сумел привыкнуть ко всей этой чертовщине, что творилась вокруг. Хотя по ночам ему до сих пор бывало очень тяжко.
В такие моменты он часто вспоминал о гражданке. О том, что последние годы своей жизни тратил на то, чтобы заигрывать с людьми из высшего общества, таскаясь за компаниями однокурсников, принадлежащих к семьям мелких дворян. Притом что сам никогда не представлял из себя ничего выдающегося, будучи сыном обычного ремесленника. И всё же отец с матерью сумели обеспечить ему хорошее будущее, отправив в школу магии. Где, правда, Пауль в первую очередь решил познать вкус студенческих клубов и вечеринок, которые оценил куда больше, чем скучные лекции. Поскольку, ещё с детства окружённый родительской заботой, он любил целовать в жизни одни лишь паузы, пока остальные соседские дети корпели над работой в лавках. От этого, возможно, ему и было так легко завоевать впоследствии доверие старших сверстников, подстраиваясь в разговорах под их интересы и ежедневно ублажая их слух переливчатым звучанием своей лести.
Впрочем, на войне ему быстро пришлось познать совершенно иную жизнь — грязную, холодную, обросшую блохами и плесенью, от которых не спасала ни одна магия. И единственным её постулатом оставалось: смирись или умри… Во всяком случае именно таким видел этот выбор Пауль. Отчего быстро и без особых возражений в какой-то момент, сам не понимая как, избрал для себя первое.
Отныне он мог обходиться тем, что давали, ценить краткие моменты сна больше, чем когда-либо, и радоваться, что сегодня боги не втемяшили в голову командиру полка никаких дурных идей, вроде недавнего самоубийственного штурма вражеских полевых укреплений. Ведь во время него погибла целая треть их и без того постепенно мельчавшего отряда.
Иногда Пауль получал почту. В ней сильно изменившаяся в последнее время в выражениях мать писала, что отец Пауля отправился воевать с бэгренцами на другой фронт. Куда-то за Харлатские горы. А его дядя Одиан, наоборот, воюет сейчас в песках Гессо, прямо у границы с океаном. Там внешние рубежи их родины вновь осаждает империя Хасс Дин, и мать Пауля поверить не могла, что всё это случилась из-за какого-то скандала, разразившегося после убийства в Сентусе того бэгренского аристократа. Однако имени его она никак не могла вспомнить, хотя когда-то о нём писали все газеты. Кажется, его звали Ральде или Ралед.
Ещё в этих письмах мать Пауля часто недоумевала, почему два года назад взошедший на престол новый король Сентуса, который внешне был подозрительно похож на короля одной из гилийских стран — Элдена (хотя и приходился тому лишь кузеном), начал свою политику открытости. Ведь благодаря этим изменениям многие бедняки слишком уж высоко подняли головы, организовали шайки народного движения и устроили массовые восстания рабочих по всему королевству. Конечно, в процессе этого они смогли надавить на правительство и заставить его принять ряд реформ, предоставивших им какие-то там новые права. Но для обычных ремесленников, которыми всю жизнь оставались члены семьи Пауля, вся эта нервотрёпка не принесла ничего существенного.
Ещё мать Пауля часто любила писать о всякой всячине. Что мясо стало намного труднее доставать и ей теперь приходится подрабатывать швеёй, используя на каждом заказе кристаллы с заклинанием «перманентной выкройки», которые, в свою очередь, тоже стали слишком дорого стоить в их городе. Или о том, что старый соседский кот заимел привычку иногда лазать в их дом и устраивать на чердаке беспорядок…