Тёмных дел мастера. Книга первая

– Госпожа Клавдия, можно я?

– Госпожа Клавдия, ну можно?..

Альфред почувствовал, что сейчас он должен хоть что-то предпринять, иначе это решение примут за него.

– Я знаю! – настаивал он на своём, пытаясь этими словами переубедить всех вокруг, в том числе и себя. – Я знаю! Знаю!

– Ну так говорите же! Что вы знаете?! – проговорила профессор требовательным тоном и снова повернула голову в его сторону, но парень просто мялся месте и продолжал смотреть в пол.

Тогда профессор Клавдия многозначительно хмыкнула и сама указала на одного из тех, кто тянул свою руку из глубин класса:

– Давай ты, 79-ая.

К доске вышла как всегда опрятная Сианне и, взяв у Альфреда робко протянутый кусок мела, быстро нарисовала у него за спиной ясный магический знак, после чего написала под ним какую-то формулу и повернулась к учительскому столу с наглой улыбкой.

– Вот так выглядит магическая формула преобразования металлов, ясно, домагус 178? – с неудачно скрытой за своими словами издёвкой снова обратилась профессор в сторону Альфреда.

– Я знаю…– побито ответил ей юноша совершенно непонимающим тоном.

– …Вам «неуд», домагус! – твёрдо констатировала на это профессор, после чего склонилась над профжурналом и отметила там свои слова, подтвердив их выставленной оценкой с росписью.

– А ты, Сианне, молодец! Вот с кого вам надо брать пример!

Но Альфред уже не мог остановиться:

–Я знаю… знаю…– отдавалось в его мозгу ровное постукивание своих же собственных слов, как будто это был незримый ритм, позволявший ему действовать даже тогда, когда он был подавлен или неуверен. «Я знаю! Я знаю!» – проговаривал он про себя, стараясь не поддаваться на провокацию остальных, удерживая в своём теле остатки тепла и света. И хотя подкравшийся со всех сторон холод уже давно пробирал его насквозь, Альфред не хотел уступать ему ни на секунду.

«Я знаю!» – со злостью проговорил он про себя ещё раз, и первым, что бросилось ему в глаза, стали тонкие струйки дощатых прорех в дальнем углу комнаты, сквозь которые проступали одинокие лучи туманного утра. Весёлым круговоротом игрались в них неровные пылинки, витавшие повсюду вокруг, и, наблюдая за ними, Альфред не замечал, как проходило время. Сколько минут он уже не спал? Было ли это сном, или он просто вспоминал своё скучное и однообразное прошлое, которое ускользало от него всё дальше по мере того, как юноша проживал новый день, стараясь не попасться под руку своему похитителю? Как долго он ещё сможет вытерпеть его издевательства? И когда его тело больше не сможет выносить этот вездесущий холод? Задавая себе подобные вопросы, Альфред пытался сохранить свой разум от лишних волнений. Он лежал, забившись в углу небольшой деревянной комнаты, словно маленький напуганный ребёнок, и, сжимаясь от холода под чёрной овечьей шкурой, каждый раз боялся пошевелиться, ощущая всем своим естеством то ужасное чувство присутствия, исходящие со стороны зала, где на шершавом грязном лежаке вовсю похрапывал лысый человек.

Каждое его движение, каждый звук его поганого рта и каждый мимолётный взгляд в его сторону вызывали отныне в Альфреде лишь жгучую ненависть! Эта ненависть словно прорастала наружу из его былого страха, перекручиваясь с ним в отвратительный клубок измученного разума, делая своего обладателя безрассудным и порывистым. Из-за этого парень никак не мог успокоиться. Ему хотелось прирезать своего похитителя во сне, хотелось прокрасться мимо него и удрать подальше от этого места, хотелось выть от своей безнадёжности и обреченности, но усталость уже давно брала своё, и вместо этого измученный юноша мог лишь беспомощно тонуть в пучине своей ослабленной плоти.

И всё же у него оставалось небольшое преимущество. Оно появилось внезапно, всего три или четыре часа назад. В потёмках этой богами забытой корчмы, из угла этой самой комнаты, насквозь пропахшей запахом перегара, он услышал то, чего не должен был слышать, и одно это придало Альфреду небывалую уверенность. Теперь у Альфреда появилось имя! Имя, которым он мог назвать свою ненависть!

ДЖАРГУЛ!!! Джаргул-Джаргул-Джаргул-л-л-л! Джарр-гу-ул!..

Чёртов лысый урод! Уродливая рожа отвратного вида, нанизанная на помаранную одежду в ещё более уродливых обрывках всякой примитивной дряни – отныне Альфред буквально сочился ненавистью к этому человеку!