В этих края произрастают каучуковые деревья. Мальчишки пробивали топорами небольшие ранки в стволах и ждали, пока начнет течь специальный сок. Эти молочно-белые слезы деревьев они собирали руками и обмазывали ими себе обнаженные животы. Когда жидкость подсыхала, она превращалась в резиновую пленку, которую тут же сдирали с кожи и формировали из нее небольшие катышки. Затем все это собирали в единый кусок, делая в нем с одной стороны небольшое несквозное отверстие и растягивая стенки будущего мяча. Получалось что-то вроде футбольной резиновой камеры, которую надували ртом и перевязывали. Оставшийся застывший сок на животах других ребят снимали и клеили уже поверх надутого пузыря, тем самым лишний раз укрепляя его и увеличивая таким образом его массу.
Часто мяч получался овальный и неказистый, с выпуклостями на поверхности, но детей это нисколько не смущало, и они с радостью принимались гонять его по двору. Марк играл вместе с ними, то защитником, то вратарем, накрывая собой непослушный непредсказуемо отбивающийся от поверхности земли эллипсоид в момент его движения к воротам, больше похожий на мяч для регби. Вся деревня собиралась смотреть эти матчи, всегда проходившие при всеобщем гомоне и радостных возгласах болельщиков. Не хватало разве что создаваемой телами и руками зрителей «волны», прокатывающейся по рядам футбольных трибун.
Так, спокойно и умиротворенно, текла жизнь Марка в племени пигмеев. Жители деревни любили парня, а местные молодые девушки, часто собираясь группками, поглядывали на юношу и периодически хихикали, явно обсуждая его. Он лишь скромно улыбался, отвечая на их заинтересованные взгляды. Марку были приятны такие моменты, и в то же время он порой начинал чувствовать себя немного не в своей тарелке.
Он часто вспоминал о матери и Агате. Все же пока что юноша чувствовал, что его место здесь, а приступы и странные симптомы почти не посещали его, лишь изредка напоминая о себе внезапно накатывавшей волной непонятно откуда взявшегося страха и вполне терпимым чувством нехватки воздуха. Но потом они быстро отпускали, и юноша сразу же приходил в себя, забывая о неприятных минутах. Сейчас он уже мог не обращать на это внимания, не давая мерзким ощущениям превращаться в навязчивые мысли и идеи, фиксировавшиеся в подсознании на уровне некой поведенческой схемы реакции на определенные внешние раздражители, которые запускали весь механизм приступа.
В этом месте Марк будто сливался с природой, окружением, становился неотъемлемой частью мира джунглей со всей его богатой флорой и фауной. Конечно, за долгие годы жизни бок о бок со своей болезнью парень знал, что не стоит так быстро праздновать победу. Нужно было не спугнуть это умиротворенное состояние, закрепив гармоничное ощущение всего организма глубоко в подсознании, иначе в какой-то момент рано или поздно произойдет новый срыв, и возможно хуже прежнего. Но пока что Марк успешно справлялся с собой, и его болезненное альтер-эго сидело в нем, тихо забившись в дальние уголки чертогов его разума. В идеале же это второе «Я» юноши должно было уменьшиться до таких размеров, чтобы любые его попытки скинуть парня с крепкой стези стабильного состояния здорового человека стали бы настолько слабы, что тут же нивелировались бы самим подсознанием, не успевая даже хоть в каком-то виде вылезти наружу. Иными словами, Марк создавал некие антитела психической природы, которые без его ведома, автоматически, уничтожали бы любое странное проявление, неприсущее здоровой психике.
Но в один момент, как это часто и бывает, все сорвалось.
В тот день юноша пошел на охоту с группой пигмеев. Это была обычная дневная вылазка за мелким зверьем с силками, сетями, луками и копьями без какой-либо подготовки заранее. На слона охотники точно не рассчитывали. Рядом с Марком трусцой бежал Нглаи и еще пара пигмеев, в то время как Мбуса, вышедший чуть ранее, разведывал путь впереди, выслеживая добычу.
Погода стояла ясная, и сочная растительность вокруг сияла ядовито-зелеными расцветками, которые становились такими лишь при ярком солнце. Его лучи проникали сквозь кроны деревьев, заставляя всю влагу джунглей: ручьи, воду в глубоких следах животных и людей, капли на листьях и паутине, блестеть роскошью бриллиантовых ювелирных изделий. Ни одному самому искусному ювелиру не удалось бы добиться такой потрясающей игры света алмаза. На это была способна лишь природа, творя свои произведения искусства так точно, без единой лишней детали, и, казалось, черпая свое вдохновение, нисходящее на эту планету в виде некоего откровения, из каких-то неведомых человеку тончайших небесных миров.
Настроение у охотников было отменное и даже, как говорят в краях Марка, «на кураже», так что вся команда бежала прытко и почти бесшумно, выверенными движениями обходя многочисленные препятствия на пути и практически не теряя скорости.