Тиран

Едва показался лагерь союзников, Киний остановил лошадь и стал смотреть. За рекой, насколько хватал глаз, от невысокого холма севернее брода до большой излучины на юге — всюду темнели табуны лошадей. Он поступил так, как учил его учитель. Сделал глубокий вдох, послал лошадь вперед и мысленно разделил все пространство на квадраты. Определил приблизительный размер одного квадрата и принялся считать лошадей в нем, получил ответ и умножил его на примерное число квадратов; он считал на ходу и, когда его лошадь уже взбивала ногами воду брода, покачал головой — он получил невероятное число.

Ателий провел их к кибитке царя. Хозяйство царя, его личный «клан», располагалось в лагере на холме к северу от брода; здесь кольцом, словно крепость, стояли пятьдесят тяжелых повозок. Возок царя был в центре. Под холмом паслись в разнородном смешении стада лошадей, коз и быков.

Киний поздоровался с Матраксом, стоявшим среди знатных саков. Матракс быстро заговорил — слишком быстро, чтобы Киний его понял, хотя теперь он достаточно знал сакский язык, чтобы понять: набег прошел успешно.

— Переправа уничтожена, — перевел Ателий. — Лодки сожжены, город сожжен. Все лошади целы.

Киний поморщился. Несмотря на то, что прошлым летом в Антифилии нелюбезно обошлись с его колонной, он не ожидал, что весь город будет принесен в жертву войне.

Матракс улыбнулся. Он что-то сказал, и Киний уловил в его фразе только «детское дерьмо».

Ателий сказал:

— Господин говорит: «Я жег города, когда ты был еще ребенком».

Киний нахмурился: он догадывался, что на самом деле сказал сак; Матракс в ответ улыбнулся ему.

Филокл у него за спиной хмыкнул.

— Тиран поднимает голову.

Спешиваясь, Киний оглянулся.

— Тиран?

Спартанец спешился и потер икры.

— Разве я не говорил это десятки раз? Война — вот самый страшный тиран, сколько бы ты ему ни жертвовал, это ведет только к новым требованиям. Сколько человек погибло в Антифилии?

Киний вздохнул.

— Это война.

Филокл кивнул.

— Да. Война. Причем только начало.

Киний рассмешил царя вопросом, все ли собрались здесь.

— В лучшем случае десятая часть моей силы. У меня тоже есть вожди посильнее и послабее. Своя Ольвия и свой Пантикапей, если хочешь.

Киний показал на равнину под холмом.

— Я насчитал не меньше десяти тысяч лошадей.

Сатракс кивнул.

— Не меньше. Это царские табуны. Я не самый великий из сакских царей, но и не самый малый. И табуны кланов Стоящей Лошади, Терпеливых Волков и Человека Под Деревом. — Он посмотрел на равнину. — К середине лета мы съедим всю траву отсюда до храма речного бога выше по течению и должны будем откочевать. — Он пожал плечами. — Но к тому времени начнет поступать зерно.

Киний покачал головой.

— Сколько лошадей!

— Киний, — сказал царь, — бедный сак, который плохо охотится и не снискал славу воина, владеет четырьмя лошадьми. То же самое — бедная женщина. Тот, у кого меньше четырех лошадей, не уживается в клане, потому что не может наравне со всеми охотиться или передвигаться. У богатого воина сто лошадей. У царя — тысяча.

Киний, которому принадлежало четыре лошади, присвистнул.

Царь повернулся к Ателию.

— А ты? Сколько у тебя лошадей?

Ателий с явной гордостью ответил:

— Со мной шесть лошадей, и еще две остались в конюшне в Ольвии. Я заберу еще больше лошадей у македонцев и тогда женюсь.

Сатракс повернулся к Кинию.

— Когда ты с ним встретился, у него не было лошадей — я прав?

Киний улыбнулся Ателию.

— Я тебя понял.

Царь сказал:

— Ты для него хороший вождь. Теперь у него есть лошади. Жадные вожди забирают всю добычу себе. Хорошие заботятся, чтобы у каждого была доля.

Киний кивнул.

— У нас так же. Ты знаешь «Илиаду»?

— Слышал. Странная история — никогда не понимал, кто в ней должен мне понравиться. Ахилл кажется мне чудовищем. Но я тебя понимаю: вся «Илиада» о несправедливом распределении добычи.

Кинию, которого с детства учили видеть в Ахилле воплощение всех мужских достоинств, пришлось умолчать о своем восхищении им. Царь может показаться настоящим греком, хоть носит штаны и шапку-капюшон, но когда он на безупречном греческом высказывает такие мнения, сразу становится ясно, какой это в сущности чужак.

Царь заметил его смущение и рассмеялся.

— Я знаю — вы им восхищаетесь. Вы, греки, так много и часто сердитесь, что, возможно, Ахилл и есть ваш образец для подражания. Но к чему столько гнева? А теперь расскажи, что собирается делать ваш архонт.

— Он был само согласие, господин. Гоплиты выступят с новой луной. Диодор должен был объяснить, почему один отряд оставили.

— Он объяснил. А также выбрал для тебя место стоянки. Иди туда, поговорим позже.

Война сделала царя более властным. Киний заметил, что у него теперь более многочисленная свита и в окружении больше женщин. И гадал, что это может предвещать.

Диодор встретил его объятием и чашей вина.

— Надеюсь, тебе понравится наш лагерь, — сказал он.