Тиран

— Два дня назад кельты по приказу Клеомена убили Клита, — сказал он. Потер лицо руками, как человек, старающийся не уснуть. Посыпались чешуйки грязи, как будто раб и впрямь распадался на куски. — Он захватил командование гиппеями.

Киний ударил правым кулаком в ладонь левой руки.

— Зевс! Из всех подлостей… — Он допил вино. — А что архонт?

В его сознании сменялись мысли и картины. Предательство архонта, несмотря на то, что он давно был к нему готов, оказалось сильным потрясением.

Леон покачал головой. Никомед налил ему еще вина — неразбавленного.

— Все хуже, чем ты думаешь, — сказал он. — Никто не видел архонта. Клеомен захватил власть и сдал крепость македонцам из Фракии.

— В крепости распоряжается Амарайан, — подтвердил Леон. — Десять дней — с тех пор как пришел гарнизон — никто не видел архонта. Македонцы сошли с большого купеческого корабля, и к тому времени как Клит узнал об этом и собрал гиппеев, они уже засели в крепости.

— Сколько их? — спросил Киний.

— Человек двести? — вопросительным тоном ответил Леон. — Трудно сказать: они не выходят в город. Охраняют только ворота и крепость — на стенах дозоров нет. — Он понурил голову. — Клит со своими гиппеями и немногими гражданами собирался изгнать их, но тут Клеомен показал зубы: приказал убить Клита. — Он посмотрел на Никомеда. — Ты изгнан. Киний и Мемнон лишены гражданства. Городское войско отозвано. Все наше добро отобрано в казну.

— А ты как освободился? — спросил Киний.

Положение хуже, чем он думал, и он не был настроен доверчиво.

Леон посмотрел ему в глаза.

— Я раб, — сказал он. — Я вышел за ворота с рыночной толпой, взял лошадь в хозяйстве Гамелия и проехал прямо сюда. — Он тяжело пожал плечами. — Увидел македонцев, спустился к реке и шел вдоль нее.

Никомед положил руку ему на шею.

— Отныне ты свободный человек, — сказал он.

Леон удивленно посмотрел на него.

— А ты можешь себе позволить отпустить меня? — спросил он. — Я ведь дорого стою. — И тут же рассмеялся, несмотря ка усталость. — Клянусь всеми богами — ты говоришь серьезно, господин?

Никомед набросил на плечи плащ и погладил бороду.

— А почему нет? Я был самым богатым человеком в Ольвии. Иди поспи. — Он посмотрел на Киния. — Я решил, что ты должен узнать первым.

Киний протянул чашу за новой порцией неразбавленного вина. Филокл покачал головой.

— Я думал, это будет архонт, — неопределенно сказал он. — Или… или ты, Никомед.

Никомед тоскливо пожал плечами.

— Да, это мог быть я, но только после того, как мы разделались бы с Зоприоном.

Филокл кивнул.

— У нас большие неприятности. Клеомен… он прекрасно знает, как нам навредить.

Киний кивнул.

— Да, — сказал он. И потер подбородок.

Наутро алый рассвет сулил ненастье. Киний собрал всех людей из Ольвии в большой полукруг — сознательно воспроизводя место городских собраний. Киний и Никомед постарались, чтобы собрание проходило как можно более привычным порядком.

Собрание было странное, все граждане по непонятной причине явились с копьями и стояли, опираясь на них, так что в красном утреннем свете все это напоминало лес блестящих копий.

Первым показался Элладий, жрец Аполлона. Он принес жертву богу и провозгласил день благоприятным — точно так же, как сделал бы это в Ольвии. Он держался серьезно, торжественно; пар, поднимавшийся от крови убитой овцы, в багрянце рассвета словно уносил жертву прямо к богам.

После Элладия к собравшимся вышел Никомед и заговорил. Он стоял в центре полукруга, держа копье, как все присутствующие. В это утро он не выглядел щеголем.

— Жители Ольвии! — сказал он. — Граждане!

Он рассказал историю войны, начав с отказа, которым встретили требования Зоприона. Он напомнил про все решения, принятые голосованием: гражданство наемникам, денежное вспомоществование архонту — чтобы купить больше оружия, нанять больше воинов. Договор с царем саков и договор с городом Пантикапеем. Если изложение было сухим или скучным, никто не подал виду. Все стояли, опираясь на копья, ворчали, если были чем-то недовольны, или кричали «Верно!» или «Так!», — когда считали, что Никомед говорит правду.

В таком духе Никомед продолжал и закончил. Когда он рассказал о македонцах в крепости, послышался стон, и острия копий зашевелились, как трава на ветру. Потом он пересказал официальные воззвания новой власти, упомянул угрозу изгнания, и все зашумели так, что его голос утонул в этом шуме. Он посмотрел на Киния, пожал плечами и отошел в сторону.

Киний сделал знак Никию, и гиперет извлек из своего рожка одну-единственную ноту. Тогда Киний прошел вперед, на пустое пространство посреди толпы.

Его появление встретили гомоном. Они привыкли к выступлениям Никомеда: это он всегда обращался к ним при обсуждении любых вопросов.

Киний — наемник, которому они даровали гражданство. Чужак из Афин. И гиппарх — первый среди денежной и властной верхушки города. Но слава воина сослужила ему хорошую службу: настала тишина, нарушаемая только редкими жалобами, проклятиями и разговорами.