Тиран

«Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как Епеем
С помощью девы Афины построен был конь деревянный.
Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,
Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.
Если так же об этом ты все нам расскажешь, как было,
Тотчас всем людям скажу я тогда, что бог благосклонный
Даром тебя наградил и боги внушают те песни».
Так он сказал. И запел Демодок, преисполненный бога.
Начал с того он, как все и кораблях прочнопалубных в море
Вышли данайцев сыны, как огонь они бросили в стан свой,
А уж первейшие мужи сидели вокруг Одиссея
Средь прибежавших троянцев, сокрывшись в коне деревянном.
Сами троянцы коня напоследок в акрополь втащили.
Он там стоял, а они без конца и без толку кричали,
Сидя вокруг. Между трех они все колебались решений:
Либо полое зданье погибельной медью разрушить,
Либо, на край притащив, со скалы его сбросить высокой,
Либо оставить на месте, как вечным богам приношенье.
Это последнее было как раз и должно совершиться.
Ибо решила судьба, что падет Илион, если в стены
Примет большого коня деревянного, где аргивяне
Были запрятаны, смерть и убийство готовя троянцам.
Пел он о том, как ахейцы разрушили город высокий,
Чрево коня отворивши и выйдя из полой засады;
Как по различным местам высокой рассыпались Трои,
Как Одиссей, словно грозный Арес, к Деифобову дому
Вместе с царем Менелаем, подобным богам, устремился,
Как на ужаснейший бой он решился с врагами, разбивши
Всех их при помощи духом высокой Паллады Афины.[35]

Все бурно приветствовали исполнение, как всегда делают ветераны, и шутили, сравнивая рыжеволосого Диодора с хитроумным Одиссеем. Первая стража окончилась еще до того, как все закутались в одеяла, не считая Филокла, который прямо с седла упал на постель и заснул.

Киний подошел к Аяксу, когда тот заворачивался в одеяло.

— Возьми, — он протянул Аяксу меч.

Аякс взял его, взвесил в руке и стал рассматривать.

Киний сказал:

— Положи под голову или держи в руке. — Он улыбнулся в темноте. — Через несколько ночей привыкнешь.

Сам Киний уснул, как только укрылся плащом. Он словно вернулся домой. Снилась ему Артемида, сон был недолгий, неотчетливый и определенно не из тех снов, что Афродита посылает мужчинам, но тем не менее хороший; Киний проснулся, когда менялась стража и люди в палатке заворочались; открыв глаза, он сразу очнулся, но расслабился, вспомнил сон и подумал, нет ли в его плаще какого-то напоминания о ней. Улыбнулся, снова уснул и проснулся, когда что-то тяжелое упало ему на ноги. Он помнил громкий звук — меч был у него в руке, он вскочил, вытащив его из ножен.

Антигон негромко сказал ему на ухо:

— Все в порядке, Киний, все в порядке. Твой мальчишка-раб пытался бежать, но я его сшиб с ног. Утром ему будет больно.

Тяжесть, свалившаяся ему на ноги, оказалась Краксом. Мальчишка лежал без чувств. Все остальные проснулись, унесли Кракса и закутали в одеяла.

— Куда он направлялся?

— Я не стал ждать, чтобы узнать это. Увидел, что он поднялся, и ударил его рукоятью меча.

Киний поморщился.

— Надеюсь, не насмерть. Разбуди меня к следующему дозору.

— Не бойся. Можешь один наслаждаться розовоперстой зарею.[36]

Киний уснул, думая об Антигоне, который не знает грамоты и, вероятно, никогда не читал «Илиаду». Он проснулся в третий раз и плеснул в лицо и на руки холодной воды. Руки за ночь распухли, суставы болели, и так тяжело он уже давно не просыпался. Люди на войне слишком быстро стареют.