— Рэй, тебе никогда не нравилось то, чем я зарабатываю на жизнь. Ты никогда на самом деле не считала себя дочерью сенатора, — ответил мой отец и наклонился вперед. — Для тебя в порядке вещей не знать, кем являются все те люди.
— И это поможет вернуть воспоминания. Тебе стоит пойти, — мягко вмешался Таннер.
Восстановление моей памяти — это единственная причина, по которой я соглашусь сыграть роль «послушной дочери».
— Мама тоже там будет? — спросила я.
Сенатор опустил глаза в тарелку.
— Да, она посещает все торжественные мероприятия. Это часть… соглашения.
Я фыркнула.
— Она посещает все торжественные мероприятия, а про свою собственную жизнь забывает, — пробурчала я.
Сенатор вздохнул.
— Твоя мать… она винит меня в… ну, во всем, — ответил сенатор. — Ей тяжело находиться рядом со мной долгое время. Это ее изматывает.
И на крохотную долю секунды я почувствовала к нему сожаление. Еще на более короткое мгновение я увидела в нем мужчину, который был абсолютно не сенатором, а обиженным мужем с несчастной женой.
Он казался почти… человеком.
Но его глаза вновь сосредоточились на моих, и он продолжил:
— Видишь ли, Рэй, когда ты была беременна Сэмюелем, мы прибегли ко всем мерам предосторожности, чтобы не дать прессе узнать о твоем «положении». И тогда я не понимал всей значимости этого так, как понимаю сейчас. Оставить все в тайне казалось лучшим вариантом. Но я всех убедил, что ты провела лето в Париже, и сейчас, после твоего «возвращения», неплохо было бы появиться на публике. Они узнали о Сэмюеле, и множество изданий уже звонили в мой офис, задавая о нем вопросы. Какой-то репортер из «Таймс» зашел так далеко, что откопал его свидетельство рождения. Поэтому сейчас у нас есть проблема, требующая… деликатного рассмотрения.
Он промокнул губы льняной салфеткой и отложил ее на середину свой пустой тарелки.
— Ты, естественно, не помнишь, но между нами состоялся разговор о том, что будет лучше для нашей семьи. И для твоей новой семьи. — Сенатор указал на Таннера, а затем на кушетку. — Сейчас лучшее время, чем когда-либо. Тебе не нужно устраивать шоу, всего лишь визит вежливости. А также нечто узаконенное и записанное на бумаге, что позволит прессе увидеть вашу связь и Сэмми. Вам не обязательно жить вместе, если ты не готова. Это формальность необходима для спасения моей кампании от провала.
— Ты хочешь… чтобы мы поженились? — спросила я. Моя рука крепко сжала лежавшую на моих коленях салфетку. Таннер накрыл мою руку своей под столом.
Сенатор прочистил горло.
— Если ты этого не сделаешь, то появится большая вероятность того, что я проиграю выборы, потому что кампания в значительной степени основана на ценностях консервативной семьи. Годами мной тратилось большое количество времени на обретение поддержки, потому что я лично отстаивал эти ценности. Если ты не узаконишь свою новую маленькую семью, то я рискую стать обманщиком и подвести всех людей, чьи задницы целовал с первого дня кампании. Это может стать самым стремительным политическим падением, которое этот штат когда-либо видел.
— Не понимаю связь между моим решением и твоей кампанией. Это не твоя жизнь, а моя, — возразила я.
— Нет, конечно, не понимаешь, — ответил сенатор, сжав переносицу. — Но пойми следующее. Даже если моя кампания выживет после скандала из-за твоей подростковой беременности, то никогда не переживет бурную интрижку с осужденным преступником, старше тебя на десять лет. Я потеряю положение раньше, чем окончится мой срок, не говоря уже о выборах, — он положил руки по обеим сторонам тарелки. — Но если ты это сделаешь, выйдешь замуж за Таннера, то им не придется копать глубже, и, возможно, имя Брэнтли Кинга не станет частью уравнения.
Вот где наши с сенатором мнения расходились. Я не хотела ничего другого, лишь бы Брэнтли Кинг стал частью моего уравнения.
— А чего хочет Таннер? Ты даже не спросил его, — заявила я.
Таннер молча гонял пасту по тарелке.
— Просто подумай об этом, — сказал сенатор и встал из-за стола. Он кивнул и покинул комнату без единого слова.
Таннер все еще держал меня за руку под столом. Я потянулась за водой, чтобы освободить ее. Трясущейся рукой я подняла стакан, и стекло зазвенело, ударившись о мои зубы.
Внезапно меня охватила паника, так сильно сжалось что-то в груди, и было трудно дышать, что я выронила стакан. Сжав горло руками, смотрела, как стакан отскакивает от деревянной поверхности стола и разлетается на полу на миллион маленьких острых осколков, а вода затекает в каждую трещинку пола.
Сенатор хотел нашей с Таннером свадьбы только для того, чтобы помочь его кампании и карьере. Таннеру было это нужно, потому что он хотел начать оттуда, где мы закончили до потери мною памяти.
А чего хотела я?
Я хотела Сэмми. Хотела Кинга. Также хотела Таннера в своей жизни, но не была уверена в качестве кого хочу его видеть.
Но ничего из этого не имело значения. Потому что если я выйду замуж за Таннера, даже формально, то не было сомнений в том, что он не доживет до нашей первой годовщины.
С Кингом у меня была сила, воля и решительность. Мне нравилось то, кем я была с ним.