Тиран

Они оба вышли и забрали с собой Арину, красивую и холодную как лед женщину с обложек модных журналов. Свет погас и Балу остался в темноте с трупом своей дочери. Его сдавленный плачь был единственным звуком, нарушавшим тишину.

4 Адское солнце

Андрея ввели в огромный зал, стены которого были темны. Он ощутил себя крохотным насекомым в громаде дворца Тамбовцева. Он поверить не мог в реальность происходящего. Не ждал от этой ночи таких поворотов.

Зал потопал во мраке. Лишь три свечи на накрытом по-королевски столе освящали его. Но они были бессильны против обитавшей тут тьмы. Стены зала были расписаны фресками, выполненными на заказ итальянским художником по технологии средних веков. Невозможно было в таком полумраке рассмотреть, что на них, а если бы удалось, то лицо гостя залилось бы краской стыда, а в трусах почувствовалось противоречащее совести возбуждение. Там была оргия: демоны и женщины.

На центральной стене – о, Боже! Там огромный диск, обрамлявший перевернутую Пентаграмму с головой козла в ней. Барельеф создан из стекла и светит красным светом, подобно Адскому Солнцу. Светит, но не освящает. Справа и слева колонны, у которых стоят статуи демонов. Каждая выше человеческого роста. Все они стоят, словно стражники в разных позах для атаки. Острые клыки в их пасти готовы загрызть любого из ангелов. Все здесь подавляет. Все здесь готово раздавить любое самолюбие и любую самооценку обрушить, словно ветром шапку с головы.

Музыка тут раздавалась особенная. Это был симфонический дет-металл. Он играл не громко, как обычно играет блюз в ресторанах. Как ни странно, но эта музыка совершенно вписывалась в инфернальную атмосферу этого зала и всего дворца. Тут что не зал, что ни коридор – то как в музее. В музее готики и ужасов.

На почетном месте за столом сидел Он. Узнать в этом широкоплечем и статном мужчине забитого и запуганного ребенка было невозможно. Он поднялся и подошел к гостю вплотную. Его рост был выше Андрея на пол головы. И сам стан и все движения его, его взгляд – все было схоже с этим дворцом и царившем в нем интерьером. Андрей растерял последние крохи смелости. Ему хотелось упасть и молить о прощении. Лишь чудо не давало ему дойти до такой крайности. Никита протянул ему руку для рукопожатия. Рука Никиты Тамбовцева. Рука денег и оружия. И он умеет это соединять. Принадлежащие ему заводы, фабрики и банк растят свою мощь под его строгим наблюдением.

Андрей посмотрел в темные глаза хозяина и пожал ему руку.

Неужели он простил? А простил бы я? – такие вопросы мучили гостя, не давая ему успокоить свою тревогу.

Глаза их вновь встретились, руки сжались в рукопожатии. Глаза Никиты. Глаза человека, не знающего жалости. Они много видели и могут видеть человека насквозь. Глаза человека, у которого не следует искать сострадания. Даже улыбка, обнажившая белые волчьи зубы, не смогла сгладить этой суровости взгляда.

– Ну, здравствуй Андрей! – Никита обнял его и похлопал по плечу. – Ты что? Дрожишь?

Андрей ощутил стыд. Этот жест Никиты явно был искренним. Он не мог быть поддельным. С Андреем никто не поступал так же, как он поступил с Никитой и ему не были известны глубины человеческого лицемерия. А Никита играл с ним, как хищный самец рыси и пойманной мышью. Палевой мышью.

Но этот голос. Голос другого человека, не такого, какие окружают Андрея. Голос человека, который живет совершенно другой жизнью, в совершенно другом измерении. Голос человека, который позволяет себе все, что захочет. Голос человека, который знает, что решение о жизни и смерти можно рассчитать как доллары на банковском счету. Голос человека денег, власти и влияния.

Вошли двое. Это были слуги. Их лица не выражали ничего. Они были словно ожившими покойниками. Задача их состояла в прислуживании господам за столом.

– Присаживайся, – пригласил за стол гостя Никита. – Надеюсь, тебя не напрягает музыка? Это «Гниющая Плоть», Septic flesh. Металлисты из Греции. Я был на их концерте, посвященном мифологии Древнего Шумера.

– Нет, я иногда слушаю такое, – соврал этот любитель «Михи Круга». Такую музыку он слышал впервые в жизни и тут, среди всего этого интерьера, она его пугала.

– Infernal Sun. Люблю эту песню, – улыбался Никита и водил рукой, словно дирижируя. – «Инфернальное Солнце». Мммм… Вслушайся в эти мотивы, в этот рев…

Андрей вслушивался и не знал, что будет страшнее: находиться тут в тишине или среди этих мелодий, которыми в пору развлекать демонов в Аду?

Как только Андрей оказался за столом, тут же его бокал был наполнен вином, разложены были приборы и слуга встал в ожидании распоряжений, сложив руки в области паха. От его присутствия вблизи Андрею становилось еще более не по себе.

– Советую попробовать печень в красном вине, – предложил хозяин, и слуга тут же ножом отделил кусок мяса и опусти его на блюдце Андрея.

Тот взял нож и вилку и стал, повторяя за Никитой, стараться не попасть в глупую ситуацию. Видя это, Никита улыбнулся:

– Брось. Если тебе удобно есть без ножа, то ешь без ножа. Я просто за годы привык к этикету и теперь не могу без него.