Тиран духа

— Дай девочкам поговорить, Джеффри, — сказал Адам. — Что в этом плохого? Они знают друг друга с детства, и вполне может быть так, что слова моей дочери скорее утешат твою жену, чем речи нашего священника.

Джеффри пожал плечами.

— Хорошо. Я ей скажу, чтобы она вас ждала.

Элинор смиренно наклонила голову, благодаря отца и его друга, а затем стиснула руку Анны, выражая признательность за то, что подруга вовремя заставила ее успокоиться. По крайней мере, подумала она, с трудом сдерживая радость, в этом столкновении интересов она выиграла гораздо больше, чем думают эти двое.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Страж замковой темницы сразу вскочил на ноги, лишь только Элинор в сопровождении Томаса появилась на верхней ступеньке каменной лестницы. Она улыбнулась солдату. Он служил ее отцу еще в те времена, когда сама она была маленькой девочкой.

Этот человек будет добр к Роберту, подумала она, предостерегающе поднося палец к губам. Стараясь не шуметь, она прошла к маленькому зарешеченному окошку в тяжелой деревянной двери. Солдат подал ей руку, чтобы она смогла встать на его стул и взглянуть на брата.

Роберт сидел на постели, покрытой чистой соломой, спрятав лицо в окровавленные руки. Он был все еще в той же испачканной кровью одежде, в которой его нашли. Элинор нахмурилась. Уж переодеться-то они могли ему принести. На его руках и ногах, впрочем, не было видно цепей, и ее нюх не уловил зловония. Стены темницы были лишены драпировок, однако отец выделил Роберту келью, достаточно удобную, чтобы держать в ней валлийского принца, посчастливься барону его изловить. Она с удовольствием убедилась, что у брата есть вода для умывания и чистые, теплые одеяла.

Элинор кивнула стражу. Пока он помогал ей спускаться, она успела прочесть в его глазах страх и печаль из-за данного ему поручения. Элинор приветливо улыбнулась ему и сказала:

— Я рада, что сторожить брата поручили именно тебе. Отец нередко хвалил тебя за благородство, которое ты проявлял как к друзьям, так и к врагам. Пока мы сможем разобраться в этом деле, твоя бдительность и честность — залог спокойствия для нашей семьи, и мы благодарны тебе за это.

Прежде чем солдат отвернулся, чтобы отпереть дверь и впустить Элинор и Томаса, ей показалось, что из уголка его глаза выкатилась слеза и тут же скрылась в седой бороде.

Увидев сестру и друга, входящих в его каморку, Роберт поднял голову. Глаза его были мокрыми от плача, а щеки выше бороды покрывали розовые пятна — кровь, которую влага смыла с его рук.

Элинор поспешно опустилась на колени возле брата, взяла его испачканные кровью руки в свои и покрыла их поцелуями.

— Я верю, что ты не виноват, Роберт. Как отец, ты не стал бы лгать, даже ради спасения собственной жизни.

Роберт притянул ее руки к губам и в свою очередь поцеловал их. Потом он устало улыбнулся Элинор:

— Любимая сестра, ты всегда была умной девочкой. Будь я виновен в этом преступлении, сейчас, после твоих нежных слов, я повалился бы к твоим крошечным ножкам и, дрожа, во всем признался.

— Нет, дорогой брат. Будь ты виновен, ты не повалился бы сейчас к моим ногам. Тяжесть страданий еще раньше заставила бы тебя искать смерти, бросившись с этой самой башни.

Какое-то мгновение Элинор смотрела ему прямо в глаза, потом ее взгляд преисполнился любви.

— Ты не только проницательна, у тебя такой острый ум, что ни один здравомыслящий мужчина не станет приближаться к тебе, не облачившись предварительно в прочнейшую кольчугу. — Роберт взглянул на Томаса. — Как вы вообще управляетесь с ней в Тиндале, брат?

— С осторожностью, — сказал Томас. Потом кашлянул и залился краской.

Элинор удивил прямой ответ монаха, и она снисходительно обернулась к нему, поскольку он явно сказал, не подумав, и теперь должен был бояться, что обидел ее.

Роберт от души рассмеялся.

— Так поступали и мы с Хью, когда жили вместе, а ведь она была совсем маленькая! Видишь, Элинор, как мужчины, что с тобой рядом, не только любят, но и уважают тебя.

— Расскажи нам, что случилось, — попросила она, поднимаясь с колен и садясь на шуршащую солому рядом с братом.

Как хорошо, подумала она, что он не заметил жаркого румянца, выступившего на ее щеках при мысли, любит ли ее также и Томас хоть немного. Возможно, впрочем, что оба они ошибочно приняли бы ее смущение за женскую скромность.

Короткая радость ее брата померкла, лицо его побледнело, но он нежно сжал ее руки, словно желая успокоить.

— Я не лишал жизни Генри. Клянусь своей последней надеждой попасть на небеса. Да, мы поссорились. Я готов это признать, но я не лишал его жизни. Да, сегодня мы чуть было не скрестили мечи. Или это было вчера? Какой нынче день? — Он кивнул в сторону Томаса: — Это вас с отцом Ансельмом я ближе к утру слышал на лестнице, ведущей в зал, когда мы с Генри выясняли отношения во дворе?

— Да.

— Тогда у нас дело едва не дошло до драки, и это было уже не в первый раз.

Элинор нахмурилась.