Она сразу начала с «Лили Марлен», исполнив ее своим трепетным сопрано. Опершись подбородком на руку и не замечая ничего вокруг, Купер внимательно следила за певицей на протяжении всего выступления. Даже посреди бессолнечной зимы казалось, что Сюзи шагнула в этот зал прямиком с пляжей Лазурного Берега.
— Она очень эффектна, не правда ли? — спросила Купер у Диора. Взгляд ее мечтательно туманился, она выпила несколько бокалов шампанского, и огни бриллиантовой россыпью отражались в ее серых глазах.
— О, она колоссальна! — ответил Диор.
— Жаль, что они решили так с ней поступить, — встрял в их диалог спутник Диора, Морис. Он нежно сжимал пальцы Диора в своей руке. Купер заметила, что его ногти накрашены розовым лаком. — Такая жестокость!
— Вы о чем?
— Ей собираются предъявить обвинения в коллаборационизме и оказании поддержки врагу не в ходе стихийных зачисток, а на официальном судебном процессе.
— Просто за то, что она пела «Лили Марлен»?
— К сожалению, не только за это, — дипломатично заметил Диор. — Она позволила себе некоторые неумные высказывания.
— По крайней мере, ее не смогут обвинить в том, что она спала с немецкими офицерами, — хихикнул Морис.
Купер нахмурилась:
— Я думала, теперь, когда нацистов изгнали, все постараются простить друг друга и забыть о случившемся.
— Даже не надейтесь, — ответил Диор. — Теперь каждый готов ткнуть пальцем в соседа и заявить: «Он сотрудничал с немцами, а я — герой».
— Полагаю, такова человеческая природа, — вздохнула Купер.
— О, я так рада!
— Когда будете свободны, приходите на примерку.
— Приду, — пообещала она.
Остальная часть выступления Сюзи Солидор была не менее провокационна. Она исполнила еще несколько номеров, переодетая мужчиной: один из них — в матросском костюме и в сопровождении хора моряков. А для следующего номера она почти полностью обнажилась: ее роскошное тело было прикрыто кусочками золотой материи, по определению Купер, лишь «в стратегических местах». Тембр ее голоса то понижался до грудного регистра, то приобретал оттенок эротических стонов. Иногда сложно было сказать, мужчина поет или женщина; и Купер казалось, что некоторые песни исполнялись исключительно для нее. Изучая окружение, она заметила, что мало кого из присутствующих можно однозначно отнести к мужскому или женскому полу: большая их часть находилась где-то между.
После представления певица обернула великолепные плечи горностаевой накидкой и стала обходить зал, царственно переходя от столика к столику.
Грузная фигура Эрнеста Хемингуэя внезапно нависла над их столом. Он, как обычно, был в своей заляпанной и потертой рубашке защитного цвета.
— Говорят, вы решили открыть журналистскую лавочку? — пробасил он, обращаясь к Купер.
— Да.
— Продажная профессия. — Он выдвинул свободный стул, при этом чуть не сшибив Мориса, и тяжело опустился рядом с Купер. — Милая, я могу научить вас торговать собой. — Он наклонился к ней, обдав дыханием с запахом абсента. — Лучшего учителя вы не найдете.
— Вы пьяны, мистер Хемингуэй.
— Надеюсь. Я пьян и свободен. Номер сто семнадцать в отеле «Риц». Приходите ко мне вечерком.
— Нет, спасибо.
— Боитесь?
— Нисколько.
Сюзи Солидор появилась у их стола одновременно с очередным подносом, на котором стояли бокалы и бутылка шампанского. Там же лежал сверток в папиросной бумаге, перевязанный шелковой ленточкой. Сюзи протянула его Купер:
— Подарок для вас,
Удивленная, Купер развернула неожиданное подношение. Это оказался томик стихотворений Верлена в богато украшенном переплете.
— Спасибо, Сюзи, — поблагодарила Купер, в восхищении рассматривая роскошную, кожаную с золотым тиснением обложку.
Хемингуэй утробно расхохотался:
— Так вот как обстоят дела? А я-то думал, какая кошка пробежала между вами с Амори. Приходите лучше ко мне в «Риц», дорогая, — снова предложил он. — Стучать три раза. Я вас, конечно, совращу, но не в том смысле, в каком намеревается эта лесбиянка.
— Я не желаю, чтобы меня кто-нибудь совращал, — сердито ответила Купер.
— Она заставит вас обрезать ваши чудесные огненные волосы и носить мальчишеские наряды. И это будет большая потеря.
— Бывает участь и похуже, — заметила Сюзи.
— Знаешь, Сюзи, давай так, — ухмыльнулся Хемингуэй, — я возьму ее сегодня, а ты — завтра. А в понедельник утром мы попросим ее сравнить впечатления и сделать выбор.
Купер не собиралась и дальше терпеть подобное обращение. Она встала:
— Я иду домой.
— Не уходите, — взмолилась Сюзи, но Купер уже поспешно пробиралась к выходу.
— Отель «Риц», номер сто семнадцать! — громко крикнул ей вслед Хемингуэй. — Не забудьте!