Тиран в шелковых перчатках

— Кармел Сноу и ее муж Джордж — мои друзья. Я вместе с ними сделал кое-какие вложения в нью-йоркскую недвижимость. Госпожу Сноу заинтриговала ваша статья, и она попросила меня встретиться с вами.

— Она ей понравилась? — Глаза у Купер загорелись.

— Очень. Она собирается опубликовать ее в следующем номере. На самом деле, одна из причин нашей сегодняшней встречи заключается в том, что она попросила передать вам гонорар за статью. Это, конечно, не целое состояние, зато в американских долларах… Дорогая, что с вами?

Купер не смогла сдержать слез.

— Простите, — всхлипнула она, — для меня это так много значит.

Перед ее затуманенным взором материализовался белоснежный носовой платок, протянутый ей Генрихом Беликовским.

— Пожалуйста, дорогая. Вытрите слезы. Люди подумают, что я наговорил вам жестокостей, и моя репутация доброжелательного господина будет разрушена.

Купер высморкалась в платок, украшенный монограммой и, вероятно, очень дорогой.

— Спасибо! Это лучшая новость за много недель.

Он откинулся на спинку стула.

— Это вы — хорошая новость для Кармел Сноу. «Харперс базар» не собирался посылать журналистов во Францию до конца войны. Ваше положение уникально. Сейчас вы — единственная американская журналистка в Париже. Кармел попросила меня выяснить, есть ли у вас еще материалы.

— Да, — горячо отозвалась она, — есть! Прямо сейчас я освещаю замечательное грядущее событие. — Она начала рассказывать ему про «Театр де ла Мод», торопясь, потому что слова не поспевали за мыслью. Рассказала, что уже взяла интервью у Кокто и многих модельеров и собрала целую серию фотографий. — Я сказала им, что работаю на «Харперс базар», — призналась она. — Боюсь, с этим я немного забежала вперед.

— Совсем чуть-чуть. — Его экзотические раскосые глаза внимательно следили за выражением ее лица и жестикуляцией, но было видно, что все это его забавляет.

Купер вдруг почувствовала себя типичной беспардонной американкой.

— Вы смеетесь надо мной! — заявила она обвиняющим тоном.

— Вовсе нет. Так приятно наблюдать за кем-то, полным энтузиазма. После стольких лет войны мир устал. Он нуждается в юности, свежести, уоге de vivre[37]. А. у вас этих качеств в избытке.

— Правда?

— Правда.

Принесли коктейли — интригующую смесь водки и грейпфрутового сока.

— Этот коктейль потому и называется «грейхаунд», что делает тебя стройным и борзым?[38] — спросила Купер.

— Точно. Я подал идею Гарри Крэддоку из «Савоя» в Лондоне еще до войны. Это и есть мой основной вклад в западную цивилизацию.

— Те «небольшие суммы», которые вы помещаете то туда, то сюда, должно быть, не такие уж небольшие, если вы можете позволить себе останавливаться в «Савое» и «Рице», — заметила она.

— Я предпочитаю приятную обстановку. Уверяю вас, я был беден — даже нищ — и никогда не принимаю роскошь как должное.

— Эрнест Хемингуэй, случайно, не ваш сосед?

Его лицо озарилось улыбкой:

— По правде говоря, он живет в номере прямо надо мной. Я периодически слышу, как он палит из пистолета. Он жалуется на мышей, но я подозреваю, что речь скорее идет о зеленых чертях. Вы замужем? — спросил он, как бы между прочим.

— Я только что развелась с мужем.

— Мне жаль, простите.

— Не стоит. Это оказалось лучшим решением в моей жизни.

То ли «грейхаунд» развязал ей язык, то ли на нее так подействовал теплый и умный взгляд собеседника, но она рассказала Беликовскому все о своем неудавшемся браке с Амори, разводе и планах на будущее.

Он внимательно слушал, отложив меню и полностью сосредоточившись на ее рассказе.

— Вас и вправду ожидает блестящее будущее, — сказал он. — В «Харперс базар» высоко оценили вашу статью. В вас видят новый и многообещающий талант.

— Серьезно?

— На Кармел сильное впечатление произвели фотографии. Она видела сотни фотографий женщин с обритыми головами, но в вашей есть нечто особое. Мать и дитя как символ трагического Рождества. Она сказала, это — откровение, и оно задевает за живое.

— Позвольте мне это записать, — просияла Купер.

— А ваша будущая статья о «Театр де ла Мод» — как раз такой материал, который ищет Кармел. — Он помолчал. — Как бы вы отнеслись к тому, чтобы стать штатным репортером «Харперс базар» с контрактом на весь следующий год?

Сердце Купер заколотилось в горле. Она почувствовала, как краснеют щеки, и попыталась сдержать радостное возбуждение.

— Это чудесное предложение.

— Однако я слышу какое-то «но».

— Но я пока не готова его принять.

Он приподнял брови:

— Вы не хотите быть журналисткой?

— Хочу. Вы даже не представляете, до какой степени. Я не желаю заниматься ничем другим. Но пока мне хотелось бы остаться на вольных хлебах.

Беликовский потянул себя за мочку уха — его, по-видимому, мучили сомнения, и он пытался подобрать верные слова:

— Могу я спросить, сколько вам лет?

— Двадцать шесть.

— Вы ведь понимаете, что немногим двадцатишестилетним женщинам делают такое предложение?