Тирания справедливости

Мать терпела и не любила отца. Социальный искусственный интеллект назначил ей парой этого человека по максимально высоким шансам на жизнеспособное потомство. Слабой, не пользующейся популярностью, забитой родителями и неуверенной в себе женщине сложно было противостоять самоуверенной и напористой сущности отца. Но даже она понимала всю его ничтожность, просто за все эти годы смирилась со своей судьбой низкосортной хранительницы очага для еще более низкосортного супруга. Мать виновато прятала глаза перед детьми, из под полы клала в карман сыну и дочери приготовленные из остатков биомассы вкусности с добавлением сахара и патоки. Фёдор все понимал. И мать было ему очень жалко.

Вся его жизнь протекала словно какой-то тягучий, ужасный сон. Вставая рано утром от трезвонящего сообщения личного помощника, он с ужасом возвращался в настоящее, искренне желая окунуться обратно – в сон забытья.

Маленькая комната семейного блока в десять квадратных метров была настолько тесна, что четыре человека практически сидели друг у друга на головах. Утром кровати уходили в стену, появлялась кухонная мебель, небольшой, весьма твердый диванчик и голографическая панель – вот и весь нехитрый семейный скарб.

Быстрый завтрак все той же надоевшей биомассой, бедно сдобренной искусственными усилителями вкуса, и Фёдор, семнадцатилетний юноша, отправился в Гвалтитору, учреждение, где скоро, когда исполнится восемнадцать лет, ему придется навечно покинуть семью и отправиться на служение «Разумным». Сканирование изменений психофизиологического развития человека с рождения до совершеннолетия, тестирование по современным методикам, изучение геномного состава крови, круглосуточное наблюдение за ним в течение всей жизни с помощью «чипа контроля» помогло сформировать социальным искусственным интеллектом абсолютно точный диагноз будущего предназначения индивида для максимальной пользы обществу.

При мыслях о будущем он содрогался в конвульсиях от беспомощной ярости. Он больше никогда не увидит родителей, а самое главное не увидит свою маленькую сестренку, которая тоже, в свое время, закрутится в механизмах «стабильного общества благоденствия и возможностей», как называли мироустройство «Глашатаи». Как только отец или мать, а может и оба сразу, перестанут выполнять нормы выработки, им сначала урежут пайки, а затем и вовсе утилизируют для освобождения жилплощади, которую займет очередная ячейка общества.

Фёдора поражало то, что узаконенное убийство было неизбежным финалом жизни каждого. Нужно было с детства знать, что как только иссякнут силы трудится, приедет торжественный караул сенатских поэтов, воздадут честь и хвалу принесшему столько пользы обществу человеку, нарядят в атласный халат с гербом Республики и с пышными обрядами отправят на переработку в удобрения для скудеющих почв. Так, по словам нарративных идеологов, происходит круговорот души в природе, и она, выйдя из праха, возвращается в прах, воплощаясь в новой жизни.

Но Фёдор знал, что это жестокая ложь. Однажды, еще проходя службу молодым отроком в консисдатере, он почти случайно обнаружил в огромных кучах хлама прошлых веков, находившихся в законсервированных катакомбах под древними подвалами городской Ратуши, несколько бумажных книжек. Бумажных! Он никогда не знал, что существуют бумажные варианты хранения информации. Они были такими теплыми, согревающими морально и физически. Приятные на ощупь, тоненькие, почти истлевшие странички, словно беззащитные бабочки колыхались у него на руках под действием подземных сквозняков. Это было так поразительно, что ярким впечатлением врезалось в память Феди.

Тогда контрольный чип в голове тут же начал противно пищать, передавая информацию полицейским службам о незаконном проникновении на запретную территорию. Но Федя успел до подхода андроидов-полицейских прочитать несколько страниц и спрятать стопку листов из книги.

Его наказали трехдневным заключением в спецприемнике, полностью обездвижив тело в неудобном аналоге смирительной рубашки. Сутки в ней можно просидеть, терпя неудобства, но вот далее затекшие конечности не могут сдвинуться ни на миллиметр, ощущаются сотни врезающихся в тело иголочек от недостатка кровоснабжения. Пытка была ужасающей и те, кто так сидел десять суток и более сходили с ума. У них загнивали конечности от недостатка крови, а струпья и пролежни покрывали все тело.

Но Федя был мальчик стойкий. Выстраданные листочки старинной книги подарили ему обрывочные впечатления о прошлом мире, о свободе выбора работы и профессии, счастливой старости, разнообразии пищи, путешествиях и отдыхе, развлечениях, о многом другом, что потеряло человечество.