Тирания веры

– Хелена, ты должна понимать, что, когда на карту поставлена безопасность Империи… все несколько меняется. Дела о государственной измене ведутся по своим законам. Они плохо согласуются с общим правом и гражданскими свободами. Порядок судопроизводства становится… гибче, хотя до недавнего времени это не было закреплено никаким законом.

– Что-то раньше вы о подобном не упоминали, – сказала я. – Не говорили ни о каком «особом порядке судопроизводства». Мне казалось, что в том и заключается смысл общего права – оно общее для всех нас.

Вонвальт яростно рассек клинком воздух, разрубая незримого противника.

– Я слишком хорошо тебя обучил, – пробормотал он. – Вечно задаешь вопросы.

– Я – ваша ученица. Задавать вопросы – моя работа.

– Мне известен смысл слова «ученица», Хелена.

Я помедлила. Вонвальт был взволнован, как никогда раньше.

– Вы сказали, что прежде это «не было закреплено никаким законом», – заметила я. – Речь о новом особом указе, который издал Император?

Вонвальт кивнул.

– Я думала, он нужен для борьбы с диверсантами в Конфедерации Ковы?

– Указ был написан для них, но этим его область применения не ограничивается.

– Значит, вчерашние Правосудия – те, кто остался в живых, – будут подвергнуты новой процедуре для предателей? – спросила я.

– Будут.

Я внезапно обернулась. На ближнее к нам персиковое дерево приземлился грач. Его резкое карканье привлекло мое внимание.

Вонвальт кивком указал на птицу.

– Одинокий грач – предвестник смерти, – сказал он. – Хотя нам о ней напоминать не нужно, – прибавил он, бормоча себе под нос. Вонвальт не был суеверен, а сказал это лишь потому, что не знал, о чем еще говорить.

Грач какое-то время понаблюдал за нами, затем взмыл в воздух. Как я и предсказывала, солнце уже зашло за здание Сената, и персиковый сад очутился в тени и прохладе.

– Я одного уже видела, – сказала я.

Вонвальт равнодушно хмыкнул.

– А магистр Кейдлек мог прочитать наши мысли? – внезапно спросила я. – Вчера утром.

– Нет, мысли Кейдлек читать не умеет, – отмахнулся Вонвальт. – И он больше не магистр Ордена. Тебе не стоит так его называть.

– Он сказал, будто видит наши помыслы, – припомнила я.

Вонвальт покачал головой.

– Кейдлек говорил не буквально. Он… чувствует истину. Умеет читать выражения лиц, настроения и делать из этого очень точные выводы. Отчасти такая способность тоже относится к древним драэдическим чарам, но по большей части это обыкновенная интуиция, которую выдают за колдовство.

– А что такое саксанская магия? – спросила я.

– О чем ты?

– Вчера в своем кабинете Император говорил о «старой саксанской магии». Чем она отличается от драэдической?

– Это одно и то же, – ответил Вонвальт. – Просто разные названия. Саксанцы, предшественники сованцев, веками жили в этих землях, пока на трон не взошла династия Хаугенатов. Они практиковали драэдизм. Затем Креус обратил Эйдиса Кжосича, и неманская вера стала новой религией Империи. Ныне драэдизм стал запрещенным языческим учением, которому следуют на окраинах Империи. Помнишь рилльскую ведьму?

– Конечно.

– Речь как раз о таких как она. – Вонвальт пожал плечами. – Просто два названия для одного явления.

Теперь уже я стала лениво размахивать мечом. Казалось, не делать этого просто невозможно.

– Что будет дальше? – спросила я.

– Кейдлека и его приспешников допросят.

– Император, наверное, очень надеется на вас, раз дожидался вашего возвращения, чтобы сделать свой ход, – заметила я.

Вонвальт помрачнел.

– Как раз это тревожит меня больше всего.

– Вы считаете, что недостойны такого доверия?

Вонвальт покачал головой.

– Я никогда и не думал, что однажды стану магистром Ордена. Не забывай, Хелена, ведь я не урожденный сованец. Мой отец принял Высшую Марку. И хотя считается, будто это не важно, на деле все обстоит иначе. Я никогда не представлял себя в этой роли. Мне по душе странствовать и вершить правосудие, а не сидеть в этом гадючьем гнездовище.

– Вы как-то говорили мне, что те, кто стремится к власти, редко годятся для того, чтобы ею обладать.

– Говорил.

– Быть может, Император думает так же.

– О, он точно думает так же, – ответил сэр Конрад. – Ведь это его изречение.

Какое-то время мы молчали. Я не знала что делать. Мне было тяжело смотреть на то, как последние события подкосили Вонвальта – человека, которым я восхищалась и которого глубоко уважала. Его подавленное настроение передалось мне. Разве я могла чем-то его ободрить? Ведь я ничего не знала о Сове и о жизни в ней. Я могла полагаться лишь на слова самого сэра Конрада. И хотя он всегда и во всем ждал худшего исхода, в тот раз это было оправданно. Сова – и вся Империя – готовилась сорваться в пропасть. Чувство обреченности висело в теплом туманном воздухе подобно облаку.

– Князь Гордан отвоюет север, – сказала я, надеясь услышать от Вонвальта хоть что-то обнадеживающее. – Если барон Хангмар уже этого не сделал.