Тирания веры

«Я с готовностью ушел бы в ничто, в бессознательную вечность черного небытия, лишь бы не оказаться в тех местах, что обнаружили неманская Церковь и Орден магистратов».

СЭР ГРИМХИЛТ ОЛДВИН

Мы с Вонвальтом поспешили по тихим темным улицам Совы к Императорскому дворцу. Перед выходом сэр Конрад послал за сэром Радомиром и Брессинджером. Я надеялась, что эти двое успели помириться. Несмотря на все перепалки, между ними уже завязались узы крепкой дружбы.

– Не понимаю, – сказала я, когда мы стремительно понеслись по мостовой. – Я думала, Кейдлеку и так надлежало умереть.

– Пока что нет. – Больше Вонвальт ничего не ответил.

Едва мы очутились у дворца, четверо имперских гвардейцев сопроводили нас вниз. Подземелья словно нарочно проектировались так, чтобы внушать страх и благоговейный трепет. Своим видом они должны были напоминать заключенным о том, насколько те ничтожны и сколь огромной, богоподобной властью над их жизнями обладает Император.

Лестница уводила нас все глубже и глубже под землю, пока воздух не стал жарким и душным. Затем внезапно мы очутились в огромном длинном зале, похожем на храм. Его высокие своды опирались на большие черные колонны, отделанные вулканическим стеклом, и, как водилось во дворцах, были расписаны фресками. Однако, в отличие от множества похожих декоративных росписей, на этих изображались владения Казивара, Разбитая Тропа, Чертоги Преисподней и мучимые, подвергаемые пыткам грешники. Фрески были напыщенными и безвкусными… но я говорю это спустя десятки лет после того, как увидела их.

Мы быстро шли по плитам пола, и каждый наш шаг отдавался гулким эхом. Вокруг пылали жаровни, но освещали зал не только они: где-то высоко-высоко над нами располагались окна, через которые проникал лунный свет. Благодаря хитроумной системе зеркал он яркими столпами спускался вниз, глубоко под землю, и наполнял воздух блеклым, потусторонним сиянием. По обе стороны от нас тянулась череда дверей из темно-серого чугуна, которые были украшены замысловатой чеканкой, изображавшей горгулий. Эти двери вели в камеры. Из-за них не доносилось ни звука. В этом месте царила удивительная, невыносимая тишина. Дойдя до конца зала, Вонвальт провел нас в другую дверь, за которой оказался почти такой же зал, и, лишь пройдя через него, мы приблизились к комнате, где находился Извлекатель Истин.

– У него не выдержало сердце, – сказал нам дознаватель. Он был непримечательным почти во всех отношениях. Среднего роста и средних лет, с каштановыми волосами, бородатый, бледный, крепкий и мускулистый. Я ожидала увидеть гадкого человека с крысиными чертами лица и жирной пожелтевшей кожей, облаченного в одеяния из лоскутов кожи, но стоявший перед нами мужчина мог сойти за кого угодно, хоть за адвоката, хоть за мясника. Одежда его была самой обыкновенной – шоссы[5] да черная блуза. Пожалуй, в столь страшном месте этот человек был примечателен своей непримечательностью; я будто бы увидела, как обычная семья вдруг села ужинать посреди поля брани.

– Когда? – резко спросил его Вонвальт.

– Около получаса тому назад, – бесстрастно ответил дознаватель.

Вонвальт прошагал мимо него и вошел в следующую комнату. Она была квадратной, высокой, вытесанной из белого камня. В ней не было ничего особенного… если не считать огромной перевернутой пирамиды из полированного вулканического стекла, которая росла из потолка и указывала своей вершиной на плиту, расположенную прямо под ней, в центре комнаты.

Это и был Извлекатель Истин.

Я не увидела на нем никаких отметин. Ничего, что позволило бы понять его природу или назначение. Над ним не было никакого механизма; пирамида крепилась прямиком к потолку. И все же Извлекатель Истин притягивал к себе весь воздух и все внимание. Он гудел, переполняемый темными энергиями. Его гигантские размеры, совершенно загадочный облик и то, каким беззащитным оказывался тот несчастный, которого помещали под него, – все это служило одной цели: свести человека с ума от страха. Уж мне это известно не понаслышке.

Но в тот раз очередным несчастным оказался очень неподвижный и очень мертвый Натаниэль Кейдлек.

Вонвальт сразу же подошел к нему и внимательно осмотрел тело. Бывший магистр Ордена лежал без одежды, больше похожий на стынущий мешок с внутренностями, чем на человека, которого при мне арестовал сэр Конрад, – что уже было довольно странно, поскольку, не считая наготы, я не заметила в нем ничего необычного. Пальцы были не сломаны, гениталии не прижжены раскаленным железом, на коже я не увидела ни рубцов, ни ожогов. Кейдлек был просто… мертв.