Ощущение одновременной причастности к романному миру и отстраненности от него Мартурель создает, постоянно подчеркивая театрализованность всего происходящего и описывая пышные внешние декорации и церемонии. Таковы, например, нескончаемая процессия из представителей всех сословий, которая проходит перед новыми королем и королевой, и «шутейный бой» на лугу, где специально возведена скала с замком на вершине, обнесенная крепостной стеной. По окончании боя выясняется, что хозяин замка — Амор, и разыгрывается целый спектакль, в котором участвуют Амор, ангелы, королева и король. Благодаря благополучной развязке все получают возможность проникнуть внутрь скалы. Особенно поразили там Тиранта источники в виде фигур женщин, епископа, льва и карлика, из которых постоянно текли вода, вино и масло[819]
. Но первое впечатление необъяснимого волшебства, а следовательно, и полной сопричастности чудесам, иллюзии пребывания в фантастическом мире, разрушается подробным объяснением того, как хитроумно и искусно все было устроено. Снаряды, хотя и валят с ног, оказываются сделаны из кожи, набитой песком, влага в источники доставляется с помощью серебряных пушек-насосов. «И пусть ваша милость не подумает, — обращается к отшельнику Тирант, — что те диковины были каким-нибудь волшебством или чародейством, все это было делом искусных человеческих рук» (с. 64). Не случайно, прибывшие на луг гости, поначалу приняв все за чистую монету, с мечами в руках бросились к замку, но затем быстро поняли, что это была шутка.«Театральностью» насыщена вся английская часть романа. Среди соперников Тиранта наиболее «театрально» ведут себя, пожалуй, четыре таинственных рыцаря, прибывшие на турнир позднее остальных. Их сопровождают пажи со львами, словно перекочевавшими из романа Кретьена. Загадка неизвестных «рыцарей со львами» становится особенно интригующей, когда они весьма необычным образом объявляют об условиях поединка. Тирант принимает условия игры, более того — разыгрывает свой спектакль: желая проявить особую удаль и всерьез сражаясь с каждым из них, он всякий раз предстает в ином обличии и с другим щитом, выдавая себя за четырех разных рыцарей. Таинственность же его загадочных противников получает в дальнейшем весьма реальное объяснение: рыцари были на самом деле королями, то есть не просто частными лицами, а правителями, и поэтому не имели права участвовать в подобных поединках, не исключающих смертельного исхода. По этой причине они и вынуждены были утаить свои имена и скрыться под масками. В удачливости Тиранта на турнире тоже нет ничего сверхъестественного: у него было больше изобретательности, чем силы, а самым большим его достоинством было то, что у него не перехватывало дыхание.
Сознательный акцент на игровом моменте в романе связан прежде всего с подсказанным еще Туруэльей новым пониманием автором художественного вымысла. И в данном случае Мартурель идет гораздо дальше своего предшественника. Как мы говорили, Туруэлья впервые четко осознал артуровскую утопию как художественную, связанную с французским рыцарским романом. Однако он, отмечая разлад между утопией и реальностью, всерьез оплакивал гибель артуровского мира. Мартурель же по-новому раскрывает ощущение его иллюзорности. Особенно симптоматично в этом смысле единственное появление в романе короля Артура (в остальных случаях встречаются лишь аллюзии на французский рыцарский роман: либо на уровне персонажей — рыцарей со львами; либо на уровне сюжета — история Ипполита и Императрицы сравнивается с любовью Тристана и Изольды; либо на уровне «идеологическом» — учреждение ордена Подвязки уподобляется созданию братства Круглого стола; либо, наконец, просто упоминаются отдельные романы и описываются изображения героев на фресках, шпалерах и т. д.).