Читаем Тираны и мстители полностью

Размышляя над этим почти час – лишь малую долю моей смены, – я даже обрадовался, когда снова зажужжал сигнал тревоги. Я увеличил изображение ее источника в прицеле, но это оказалась лишь дикая кошка, пробежавшая по соседней крыше. Я не отрываясь следил за ней, пока она не исчезла, – это вполне мог быть эпик-оборотень.

К тому времени на горизонте забрезжил рассвет, и я зевнул, ощутив на губах вкус соли. Я бы с радостью отсюда убрался, но, увы, моя смена составляла полных восемь часов – еще шесть часов тупой тоски до наступления полудня.

Снова зевнув, я поскреб ногтем соляной край крыши. Что интересно, наш склад продолжал расти. Изменения были минимальны, но, приглядевшись внимательнее, можно было различить тонкие, словно карандашные линии, прожилки, росшие в соляном камне, будто их вырезала в нем невидимая рука.

Основные перемены в городе происходили в первый и последний день жизни каждого здания, но кое-что наблюдалось и в промежутке. Порой возникали крошечные орнаменты, которые исчезали через день-другой, подвергшись неизбежному разрушению, составлявшему бесконечный цикл существования города.

Снова зажужжал сигнал тревоги на моей винтовке, и я взглянул в прицел на карту. Звук доносился с крыши нашего склада, и мгновение спустя я услышал скрип шагов по соляному камню со стороны лестницы, которая вела с чердака на крышу. Вероятно, это был кто-то из наших, но все же я осторожно выставил мобильник из снайперского гнезда, пытаясь с помощью его подсоединенной к прицелу камеры разглядеть пришельца.

Это был Заграбаст.

Такого я точно не ожидал. Я не помнил, чтобы он когда-либо покидал свою комнату на всех трех наших базах, не считая времен, когда нам приходилось перебираться с одной на другую. Эпик стоял, прикрыв рукой глаза и глядя на далекий восход.

– Заграбаст? – спросил я, выбираясь из снайперского гнезда и волоча за собой винтовку. – Все в порядке?

– Людям это нравится, – сказал он.

– Что? – Я проследил за его взглядом. – Восход солнца?

– Они постоянно твердят про восход, – раздраженно бросил эпик. – Как он прекрасен и прочее бла-бла-бла. Как будто каждый из них – некое уникальное чудо. Не понимаю.

– Ты что, с ума сошел?

– Я все больше убеждаюсь, – сухо ответил он, – что я единственный на этой планете, кто способен здраво мыслить.

– Тогда ты наверняка слеп, – сказал я, глядя на восход. Собственно, сегодня он не представлял собой ничего особенного – в отсутствие облаков рассветное небо было практически одного цвета, вместо того чтобы охватывать весь возможный спектр.

– Огненный шар, – заявил Заграбаст. – Резкий ослепительно-оранжевый свет.

– Да, – улыбнулся я. – Потрясающе.

Я вспомнил годы тьмы в Ньюкаго, когда мы определяли время дня по тому, как тускнели огни. И еще я вспомнил, как впервые с детства оказался под открытым небом, глядя, как восходит солнце, заливая все вокруг теплыми лучами.

Восход вовсе не обязательно должен был быть прекрасен, чтобы выглядеть таковым.

– Иногда я прихожу посмотреть на восход, – сказал Заграбаст, – просто пытаясь понять, что в нем видят все остальные.

– Эй! – позвал я. – Что тебе известно про то, как растет этот город?

– А какая разница?

– Просто интересно. – Я присел. – Видишь эти прожилки? Они продолжают расти. Это что, тот самый узор, который был в кирпиче и дереве изначального здания? Если так – особого смысла нет. С другой стороны – возможно, сами сверхспособности творят здесь искусство. Не странно ли?

– Я в самом деле не знаю.

Я посмотрел на Заграбаста:

– Не знаешь? Ты приобрел эту способность, когда захватил город, но не знаешь, как она работает?

– Я знаю лишь, что она позволяет мне делать то, что я хочу. Разве что-то еще имеет значение?

– Красота. – Я провел пальцами вдоль одной из прожилок. – Мой отец всегда говорил, что эпики – настоящее чудо, проявление воистину божественной силы. И, кроме страсти к уничтожению, вроде той, что проявил Разрушитель в отношении Канзас-Сити, в них есть еще и красота. Я почти жалею, что мне приходится убивать эпиков.

– Я насквозь вижу твою игру, Дэвид Чарльстон, – презрительно фыркнул Заграбаст.

– Мою игру? – Я снова встал, повернувшись к нему.

– Ты делаешь вид, будто презираешь эпиков, – сказал он. – Да, ты их ненавидишь, но так, как мышь ненавидит кошку. Твоя ненависть – на самом деле зависть. Зависть ничтожества, которое желает стать великим.

– Не говори глупости.

– Глупости? – переспросил Заграбаст. – Разве это не очевидно? Никто не посвятил бы столько времени изучению эпиков из одной лишь ненависти. Нет, это все знаки страсти. Ты искал среди эпиков отца, возлюбленную. – Он шагнул ко мне. – Признайся, что ничего тебе не хочется больше, чем стать одним из нас.

– Я полюбил Меган до того, как понял, кто она на самом деле, – возразил я, стиснув зубы и едва сдерживая внезапно нахлынувшую ярость. – Ты ничего не знаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги