Тираны. Императрица

— С тех пор как она зашла к нам в лавку первый раз, мое сердце не знает покоя. Она удивительная!

Лавочник пошевелил усами, отчего стал похож на облезлую речную выдру.

— Удивительная… Тут, пожалуй, ты прав. Считай, повезло, что нищета сбила спесь с этой семейки. Был бы жив их отец — не поздоровилось бы тебе, уж поверь! Виданное ли дело — китаец вздумал связаться с девчонкой из клана Желтого знамени?!

— Мы любим друг друга, дядюшка Чжень!

Хозяин, не обращая внимания на слова помощника, продолжал:

— Девчонка приметная, что ни говори. И это при том, что ей выпала такая тяжелая юность… Посмотри на ее подружек — разодеты в самую дорогую парчу! А что за украшения у них в волосах! А браслеты — ты заметил какие? Продай мы нашу лавку вместе с товаром, и то не сможем купить ничего подобного. Осмелился бы приударить за этими красотками, а?

— Они никогда даже не взглянут на такого, как я, — пробормотал Дун Ли. — Но Орхидея — другая. Вы же знаете это, хозяин!

Лавочник дребезжаще рассмеялся:

— По твоему тону мне понятно, что прежде всего в этом ты стараешься убедить самого себя.

Помощник не нашелся с ответом, лишь щеки его покраснели.

Хозяин, довольный своей прозорливостью, пригладил пальцем усы и важно кивнул:

— Да уж, мне многое известно. Хочешь, чтобы дело шло хорошо, — привечай соседей и старайся узнать об их жизни побольше. Я ведь помню Орхидею еще совсем девчонкой, лет восемь ей было, когда они уехали из Пекина. Тут у господина Хоя что-то не заладилось, и он выхлопотал себе местечко в городе Уху. Там-то уж семья стала купаться в серебре… Представляю, как баловали они свою старшенькую! Из пяти детей в одной лишь Орхидее отец души не чаял, она была его любимицей. Он и умер-то, скорее всего, от стыда и огорчения — ведь когда его поймали на взятках и перевели в Аньцин, Хой лишился и должности, и денег, и славы. И уже не мог обеспечить Орхидее наряды и походы в театры — а ты же знаешь, что она страсть как любит представления, и сама поет превосходно! Вот уж о ком говорят — «жемчужная гортань»! С детства на лету схватывала любую мелодию, все соседи диву давались, когда слышали ее голосок.

— Говорят, ее отец начал курить опиум и поэтому так рано умер? — спросил Дун Ли.

— Опиум дарит человеку забытье и блаженство, но крадет годы… Что там случилось с господином Хоем, не нашего ума дела. Но их путь назад был ужасен. Так уж они решили — похоронить отца именно в Пекине. Две тысячи ли по жаре, можешь себе представить, какой там запах витал вокруг несчастной семьи… Сначала на лодке, затем по пыльным дорогам. Да еще носильщикам нечем стало платить — пройдохи требовали с каждым днем все больше, а потом и вовсе бросили гроб. Но госпожа Хой все же сумела доставить покойного мужа в родной город. Как ей это удалось — ума не приложу. Ходили слухи, что им повстречался знатный человек, который проникся их трудностями и распорядился выдать десять тысяч лянов, а также выделил своих слуг вместо сбежавших носильщиков.

Дун Ли, услыхав о такой сумме, удивленно округлил глаза и приоткрыл рот.

Дядюшка Чжень усмехнулся и продолжил:

— Хотел бы я повстречать такого щедрого господина! Как бы там ни было, но семья Орхидеи вернулась в столицу. Похоронили отца и поселились у нас в квартале. Госпожа Хой выкупила домик одного из родственников мужа. Раньше-то они обитали в районе Шишахай, там у них было роскошное жилье. Да ты, верно, знаешь прекрасно те места? — Хозяин посмотрел на помощника. — Небось частенько там околачивался, поджидая ездока побогаче?

Дун Ли промолчал. Квартал, где сплошь особняки китайской знати и маньчжуров, родственников императорской фамилии, он, конечно, знал. Только вход праздной бедноте туда заказан — мигом погонят прочь стражники. Да и рикшами там мало кто пользуется, ведь жителям Шишахая привычнее передвигаться в паланкинах. Дун Ли бывал там лишь пару раз, в бытность ломовым рикшей, когда таскал на тележке уголь в один из домов. В то время он и не представлял, что когда-нибудь станет встречаться с девушкой из этого района.

Дядюшка Чжень, не дождавшись ответа, покачал головой.

— Однако мы с тобой заболтались, — ворчливо сказал он, растирая себе поясницу. — В такую непогоду у меня всегда ломит тело. Когда я был молод, как ты, мне тоже не сиделось на месте. Все куда-то спешил… А вот отстоял свои годы за прилавком, да заработал кучку серебра и целую гору болезней. Теперь уж никуда не деться, так и доживу век в этой лавке…

Брови хозяина приподнялись, а усы, наоборот, печально обвисли. Должно быть, он вспомнил о сбежавшем из дому сыне…

— Дядюшка Чжень! — Дун Ли прижал руки к груди. — Вы не будете одиноки! Я позабочусь о вас, как о родном отце!

Старик махнул рукой: