Тирмен

Однажды, когда на «минус втором» никого не было и Данька подметал с пола стреляные гильзы, собирая их в антикварный оцинкованный совок, неожиданно открылся провал. Без клиента. Сам собой. На лесной просеке пока никто не стрелял — и Данька вдруг решился.

Сейчас узнаем правду!..

Он перебрался через бруствер из мешков с песком, подошел вплотную. Еще шаг — и он окажется в лесу. Шагнет с бетона в вязкую грязь после недавнего дождя, с отпечатками следов протекторов. Сердце отчаянно колотилось. Заветный шаг...

Под ногами был знакомый бетонный пол. Голограмма поблекла, поплыла клочьями тумана... Угасла. Вон стена с пулеуловителями. Хотя что тут улавливать?.. Данька прошел дальше, коснулся стены. Все верно. Правду говорил дядя Петя: туда попасть нельзя. Потому что нет никакого там, а есть бункер «минус второго»: гулкая коробка, гильзы со звоном перекатываются по полу, гора мешков... Одна странность: в стене почти не было выбоин от пуль. Да и в пулеуловителях дырок негусто. А стреляют здесь много. Боевыми.

Однако Данька раздумал тревожить вопросами старого тирмена.

Лучше пусть будет голограмма.

Закрыли тему.

Когда он вернулся к огневому рубежу и оглянулся, в провале снова была лесная просека. Качались тяжелые лапы елей, стряхивая капли влаги, по грязной луже бежала рябь. Минута, две — и все исчезло.

... На стене замигала красная лампочка под матовым колпаком. Противно зажужжал зуммер. Клиенты отстрелялись. Данька поднялся, хлопнул себя по карману, проверяя, на месте ли ключи, и направился к лестнице.

Провал с раскуроченным базаром исчез. О недавней баталии напоминали лишь висевший в воздухе запах пороховой гари, десятки стреляных гильз у огневого рубежа да оружие, аккуратно сложенное на столе: автомат, помповуха, два пистолета и запасные магазины.

— Кто кого? — поинтересовался Данька.

— Ничья! — бодро отозвался Зинченко, расчесывая бороду миниатюрным гребешком. — Он четверых наших положил, — уважительный кивок в сторону министра, — я троих мусоров грохнул. Но наши прорвались!

— За твоими джипы пошли! — с уверенностью заявил министр культуры. — Не уйдут!

— Ну, это еще бабушка надвое...

Данька отпер дверь в дальнем конце бункера. Обычно клиенты входили и уходили через нее — отсюда подземный ход вел в открытый (верней, вечно закрытый) летний театрик, в будку кассира. Дверь самой будки не вызывала у прохожих лишних мыслей. То, что под жестяным листом с дешевой ручкой из пластика таится бронеплита с хитрыми замками, знали немногие.

Между прочим, хоть к тиру, хоть к будке на машине не подъедешь: парк, как ни крути. Приходилось «большим шишкам» топать сюда пешком. «В нужник и цари пешедралом ходят», — любил говаривать дядя Петя. Данька поначалу обижался: «У нас не нужник!» — «Так и они не цари!» — усмехался в усы старый тирмен.

— Вас проводить?

— Спасибо, Данила, не надо, — дружески хлопнул его по плечу Зинченко.

— Замок не забудьте защелкнуть, Борис Григорьевич.

— Не забуду.

Министр порылся по карманам.

— Спасибо, молодой человек. Мы с Борисом Григорьевичем чудесно провели время. Вот моя визитка. Если вдруг что, обращайся без стеснения.

В ладонь лег плотный рифленый прямоугольник. «Теперь хоть фамилию его запомню», — подумал Данька.

Он запер за гостями и направился к оружию. Стволы — в сейфы. А почистить, смазать и убраться здесь можно будет и завтра. Точнее, сегодня вечером. Как-никак полпятого утра. Ночная смена закончилась.

Пора домой, тирмен.

Баиньки.

2.

Господин Зинченко сильно удивился:

— Так просто? Вы еще скажите, Петр Леонидович, что знаете автора «Мурки»!

— Лично? — невозмутимо поинтересовался старик, изучая меню. — Лично нет. Но лицезреть приходилось. Издали. Яков Ядов, тот, что «Бублички» изваял. Музыка Оскара Строка. Году в двадцать пятом к нам в колонию приезжал хор братьев Зайцевых, с шефским концертом. Чуть не запретили — из-за репертуара. В последний момент Антон Семенович Макаренко, так сказать, пошел навстречу пожеланиям. Вот они на «бис» «Мурку» и спели. А Ядов стихи читал. Борис Григорьевич, я во французской кухне не слишком...

Бородатый бросил на меню беглый взгляд.

— Я тоже. Скажу, чтобы на их усмотрение... Извините. На этот раз телефон не мяукал. Должно быть, виброзвонок сработал.

Слушал господин Зинченко долго, но не сказал ни слова. Наконец, оборвав далекий монолог, спрятал трубку, с минуту помолчал.

— Да. «Ты зашухарила всю нашу малину, и за это пулю получай... » Эх, Мурка, Маруся Климова! Итак, на их усмотрение... «Хоронили Мурку с кумачовым флагом... »