— Медицинская страховка. Сами на мой возраст намекали. А у, меня в поликлинике даже карточки нет.
— Везет вам!.. — Авторитет поморщился, коснулся рукой спины. — Ноет, зараза! Эх, если бы по сто лет жизни давали! Или по сто двадцать. А что? Жил по понятиям, не ссучился — на тебе, дорогой человек, законный век с хвостиком. Ну, такое разве что в сказках бывает...
Сто двадцать лет жизни Петру Кондратьеву не обещали. О точной цифре речь не шла. Но медицинская карточка тирменам и впрямь не требовалась. Если бы не война! Сколько из выданного кредита пришлось спалить, не думая, не считая! — чтобы просто выжить... Война брала, не брезгуя. Нет, Кондратьев не жалел, а если и случалось, то совсем о другом.
Отдавать — несложно.
Поделиться куда труднее.
«А что взамен, тирмен, тирмен?.. »
Стук в наружную дверь «нулевки» раздался, когда он, выключив и заперев все «минуса», собрался уходить. Открывая, Данька не спросил: «Кто там?» Стучали вежливо, но настойчиво. Пьяный дебошир или компания юных гопников колотят в дверь иначе. Да и кто станет шляться по парку и ломиться в тир в пять утра?
Значит, клиент. Смена продолжается, тирмен.
— Добрый... доброе утро, Даниил Романович.
— Здравствуйте, Любовь Васильевна. Проходите.
К визитам Калинецкой он привык. Иногда Любовь Васильевна объявлялась вместе с Зинченко, иногда — сама по себе, как кошка из мультика. Калинецкая ему нравилась. Пальцы не гнет, хотя могла бы, всегда тебе и «спасибо», и «пожалуйста», и «будьте любезны». Единственная к Даньке на «вы» и по имени-отчеству обращается, хотя вдвое старше. В ее возрасте, кстати, вполне еще привлекательная женщина! Хотя уши ее портят. Торчат лопастями. Она это знает и прическу носит соответствующую.
А стреляет — дай бог иному мужику! В январе затеяла с ним соревноваться. Данька ее, конечно, обставил, но на разгром это дело никак не походило. Он, между прочим, мастерский норматив спокойно выбивает. Значит, Любовь Васильевна минимум на КМСа тянет.
И чего ее Петр Леонидович недолюбливает? Характерами не сошлись?
Бывает...
— Вы пострелять? Я уже все запер, но ничего, сейчас открою. Мне не трудно. Что вам сегодня?
— Спасибо, я так. В гости зашла. Чайком угостите?
— Конечно! Одну минутку, я чайник поставлю... Заходите. Здесь тесновато, но на двоих места хватит.
Недоумевая, отчего бы это Калинецкой вздумалось попить чаю ни свет ни заря в компании молодого тирщика, Данька проверил, есть ли в электрочайнике вода. Нажал кнопку «Пуск», сыпанул в железный заварничек добрую горсть черного «Дарджилинга». Дядя Петя современные ароматизированные чаи звал «одеколоном», предпочитая натуральный продукт из братской Индии, без эстетских вытребенек.
— Сейчас закипит.
— Если не возражаете, я закурю.
— Да, конечно...
Он придвинул даме закопченную жестяную банку, выполнявшую роль пепельницы, когда на улице было холодно и дядя Петя ленился ходить наружу на перекур.
— Сами по-прежнему не курите, Даниил Романович?
— Ну, не то чтобы... Балуюсь изредка.
Любовь Васильевна протянула ему открытый портсигар. Там в ряд лежали тонкие коричневые сигарилло. Различать сигареты, сигары и сигарилло Даньку научила некурящая Валерия Мохович, мечта Конана-варвара. Чтоб в приличном обществе не опозорился.
В памяти всплыла сцена семилетней давности:
«... Курить будешь?.. Любимые сигареты колумбийской мафии!.. »
На миг Данька испытал острое чувство дежа вю. Все это с ним уже было! Не важно, что Калинецкая ничем не похожа на Жирного, что сам он другой, взрослый, что нисколько не боится собеседницы
Все это не имело значения.
В двух коротких, вроде бы незначительных эпизодах крылось нечто глубинное, главное, что роднило их до кислой оскомины на зубах. Жаль, Данька никак не мог ухватить: что именно?
Ощущение накатило жаркой волной и схлынуло.
— Нет, спасибо. Я сейчас не хочу.
Калинецкая не обиделась. Кивнула с пониманием, прикурила сама, выпустив облако сизого дыма, и убрала портсигар в сумочку. А сигарилло у нее ароматные. На порядок лучше «любимых сигарет колумбийской мафии». Хотя и те были хороши. Или это через семь лет так помнится? Теперь бы попробовал — плевался б дальше, чем видел?
Данька обратил внимание, что Калинецкая, кроме сумочки, принесла с собой пакет: тот стоял, аккуратно прислоненный к ножке стула. Сомнительно, что Любовь Васильевна ездит по ночам в супермаркет за покупками. Впрочем, наплевать. Хотелось спать, а до причуд ушастой ему нет дела.