Немцы подозревали, что союзники посылают одиночные корабли в Мурманск и обратно, и для того, чтобы помешать их движению, на север был послан «Лютцов»; но к тому времени, когда он прибыл туда и занялся поиском одиноких судов, была возобновлена отправка больших конвоев.
На этом совещании Гитлера и Редера 22 декабря четко обозначился перелом в ходе войны, произошедший за последние месяцы. И вместо того чтобы думать, как воспользоваться плодами победы в Африке и России, Гитлер и его советники вынуждены были решать, как предотвратить развал фронтов, что могло значительно уменьшить территориальные владения рейха. Был поднят вопрос об оккупации нейтральных стран, чтобы не дать союзникам развить успех. Редер, озабоченный этим аспектом проблемы, предложил оккупировать Испанию и Португалию. Гитлер ответил, что хотел бы посмотреть, как будет развиваться политическая ситуация – главным образом, чем закончатся его переговоры с Испанией[17]
, – но велел, тем не менее, разработать план оккупации Иберийского полуострова.Однако было ясно, что Гитлер не понимает, что война вступила в свою решающую стадию. Редер, напротив, понимал, что, несмотря на активность немецких подлодок, союзники не только завоевали господство на старых театрах войны – в водах, омывавших Россию, Великобританию и Ближний Восток, но и способны перебросить свои корабли на новые театры. Редер также понимал, что американские верфи спускают на воду сейчас больше судов, чем успевают потопить немецкие субмарины. Союзникам удалось переломить ход войны, и теперь германский рейх катился к своему поражению.
Немцы уже не могли победить. Сознание того, что, если бы Гитлер внял его советам, ситуация могла бы сложиться по-другому, было слабым утешением для Редера. Гитлер рискнул и начал войну с Великобританией и Францией, а это означало, что в войне на море основная надежда будет возложена на подводные лодки. Гитлер не представлял себе, какую могучую поддержку могли оказать подводному флоту крупные надводные корабли, дождись он ввода в строй этих кораблей. Недоверие к флоту в какой-то мере посеяло в его сознании руководство авиации и лично Геринг, убежденные в том, что люфтваффе легко разгромит надводные флоты противника. Позже стало ясно, что это невозможно, но им удалось избежать объяснения с Гитлером по поводу этого просчета. Редеру же, пострадавшему не по своей вине, пришлось приводить множество оправданий в свой адрес. Его доводы, что победу на море могло принести только взаимодействие субмарин, тяжелых надводных кораблей и морской авиации, оказались бесполезными, поскольку теперь у Германии не могло быть ни тяжелых кораблей, ни авиации.
В какой-то мере причиной этому была вера Гитлера и Геринга в то, что национал-социализм – это революция, и он революционизирует войну, так же как революционизировал Германию. Страны Запада, по мнению Гитлера, находились в упадке, и их демократия безнадежно устарела, как устарело и их оружие. Нечто подобное чувствовали и сами страны Запада; их самолеты были современнее кораблей, поэтому самолеты без труда сумеют вытеснить корабли, особенно большие. Но как показала история «Тирпица», события развивались не так быстро, как хотелось бы. Редер хорошо понимал сложившуюся ситуацию – тяжелые корабли, оснащенные и защищенные собственной авиацией, могли сделать гораздо больше, чем они делали в прошлом, даже до того, как были изобретены самолеты, мины и торпеды, и это наглядно доказали действия американского флота в Тихом океане.
В переломный момент в ходе войны, кода Редер все еще пытался убедить Гитлера и Геринга в том, что необходимо иметь сильный военно-морской флот, произошел случай, который чуть было не привел немецкий надводный флот к гибели за два года до того, как капитулировали его остатки.
К концу ноября 1942 г. необходимость посылать крупные военно-морские соединения союзников в Средиземное море отпала и появилась возможность вернуть в Арктику основной состав эскортов. Это время года было благоприятным для отправки конвоев, потому что, как правильно заметил Гитлер, с конца ноября до середины января в Арктике было так мало дневного света, что о воздушной разведке не могло идти речи.
Между сэром Джоном Товеем, который по-прежнему командовал флотом метрополии, и адмиралтейством возникли некоторые разногласия по поводу организации следующего конвоя. Сэр Джон, как он указывал в своих опубликованных посланиях, был сторонником небольших, не более десяти торговых судов, конвоев, с относительно слабым эскортом. Такие караваны было труднее обнаружить, и в зимнюю погоду в Арктике ими было легче управлять. Адмиралтейство же выступало за большие конвои до 30 судов с максимально мощным эскортом.