Тишайший (сборник)

Двадцать четвертого августа возле Соборной площади выстроилась длинная очередь. Это пришли те, кто откликнулся на призыв епископа Рафаила. А позвал Рафаил целовать крест всех добрых людей, которые государеву указу послушны и которые ждут не дождутся мира, чтоб правдой жить.

Целовать крест по сотням псковичи не согласились. Ну а добрых людей, жаждущих утолить мятеж, набралось больше трех тысяч. Это была победа над горделивым Псковом. Но ведь мирная! Псков не сдался на милость победителя, а согласился уговорить себя. Хованского в город так и не пустили. Псковичи были довольны. Достоинство их без ущерба, унижением не покороблено. Ну а то, что присягнуть придется, беда невелика, не на цепи ведут – сам идешь, своей охотой.

В тот день выпустили из тюрьмы всех дворян, воевод, архимандрита Печорского монастыря, пленных, всех, кто сидел за верность государю, кто гоним был, а ныне сам мог стать гонителем.

Донат пришел к тюрьме, чтобы встретить Зюсса.

Полковник вышел одним из последних, и Донат с трудом протиснулся к нему.

– Полковник, я жду тебя, – сказал он ему на немецком языке.

– Боже мой, это опять ты!

– Как видишь! Идем, я требую продолжения поединка.

– Нет выше долга, чем долг чести! – высокопарно сказал Зюсс. – Где мы скрестим шпаги?

– В любом укромном месте.

Кто же ты есть?

Они быстро пересекли площадь, вышли на высокий берег реки Псковы, зашли за церковь Богоявления на Лавах, вытащили шпаги. После болезни Донат как следует не окреп. Он берег силы и был скуп в движениях. Зюсс, наоборот, истосковался по свободе. Его несло в атаку, и он чуть-чуть позволил себе рисковать, махая шпагой больше, чем это нужно.

Драчунов заметили мальчишки. Они расселись на соседнем заборе и, думая, что дяденьки бьются не взаправду, подбадривали их.

– Я так не могу! – топнул Зюсс ногой. – Нас науськивают друг на друга сопляки, будто мы собаки есть.

– Хорошо. Прекратим поединок, – сказал Донат, – перейдем в другое место.

Они молча петляли по городу, пока не вышли к сгоревшему дому Пани.

– Можно здесь, – сказал Донат.

– Хорошо.

Они кинулись друг на друга.

«Как странно, – думал Донат, – стоял дом, жила в доме Пани, пан Гулыга учил драться на саблях, теперь пусто».

Осенило! Вспомнил, как победил пана Гулыгу – заветным приемом Максима Яги. Вот он, Зюсс. Бьется, как на работе. Ни капли чувств в его повадках. Расчет и заученность приемов.

«Буду жив, Максимушка, помяну!» – сказал себе Донат и сделал все, чему учил его старый стрелец. Два шага – и за спиной Зюсса, и проткнул его насквозь. Зюсс вскрикнул и стал оседать.

– Я ранен, – прошептал он Донату. – Добей меня.

Донат в ярости переломил шпагу. Не судьба. Враг снова жив. Не добивать же беспомощного?

Донат перевязал немцу рану, дотащил до первого же дома и постучал. К нему вышла Евдокия.

– Что стряслось?

– Нельзя ли положить на время моего знакомого? Он ранен. Я за лекарем схожу.

– Чего спрашиваешь? Неси.