Тишина

— Просто у них нет других цифр. Они все считают: один и еще один, а если надо, то еще один. То есть похоже на палочки, а когда палочек уже много, то просто много и все.

Я задумалась.

— А разве так возможно, вот просто один и все?

— Я тоже так думал, но посмотри на детей, что они делают, когда надо считать?

— Что?

— Загибают пальчики, но все же продолжают считать: один, один, один и загибают пальчик за пальчиком. Так вот и считают аборигены.

Я посмотрела на Валерку как на ученого. А ведь и вправду, как все просто, один и один.

— И самое интересное, что египтяне тоже знали только цифру один.

— Что? Не может быть? — моему удивлению не было предела.

Тут он начал объяснять, как можно прекрасно обходиться и с одной цифрой, если знать, что и как делать. И это для меня оказалось открытием.

— Но это еще не все. Вот скажи, какие цифры были у римлян, то есть вспомни про римские цифры.

— А, это те, что палочками пишутся?

— Да, именно, палочками.

— Итак, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Мне что, все перечислять?

— Ты убежала уже далековато, а назвала всего-то три цифры.

— Не поняла, что значит три? — и, помолчав, осторожно и уже неуверенно сказала. — Десять.

— Нет, не десять, а только три, а именно: один, пять и десять.

Я задумалась, стараясь разложить в уме их по порядку, и тут я осознала простоту цифр. Наверное, он увидел на моем лице улыбку и тоже засмеялся.

— Я тоже так думал, как и ты. У римлян мало цифр, вот к примеру: 1 (I), 5 (V), 10 (X), 50 (L), 100 (C), 500 (D), 1000 (M). И чтобы набрать 1995 год, они делали следующее. — Валерка присел и стал пальцем выводить символы в пыли. — Вот что получается: MDCCCCLXXXXV.

— Что? — я была поражена тому, что такая простая цифра, а получилось ужасно непонятно.

Стояла с открытым ртом. Вот это да, а я всегда думала, что это не так. Мы шли и смеялись над собой, над тем, что никогда не думали о таких простых вещах.

— А теперь вспомни про арабские цифры.

— Ну нет уж, я опять все напутаю, я не знаю…

— Знаешь-знаешь, просто сомневаешься, так?

— Да!

— И все же попробуй.

— Отстань, не буду, — я не хотела выглядеть неучем, хотя знала, что сейчас весь мир пользуется арабскими цифрами, но вдруг и здесь зарыта какая-то подковырка.

— Ладно-ладно, но самое странное, что у арабов не было цифры ноль.

— Не поняла? — захлопала я глазами. — Что значит, не было?

— Просто не было и все. Все было от единицы до девяти, а вот нуля нет, это арабы ее позаимствовали у индусов. То есть, она пришла из Индии, а нам говорят, что это арабские.

— Ничего себе.

— Это, кстати, не так давно выяснилось. Ученые смогли прочитать финансовый отчет, в котором было сказано, что на определенном поле нельзя вырастить ни одной розы, то есть ноль роз.

Потом он начал рассказывать про другие страны и народы, как они обходились без цифр вообще. Что у них не было письменности, но зато они смогли рассчитать продолжительность дня до сотых секунд. И одни из самых первых в мире поняли, что день — это не двадцать четыре часа, а намного меньше. И что есть лишние дни в году, и еще много чего такого, над чем я сама не задумывалась, потому что считала, что это само собой разумеющееся.

Мне было интересно его слушать, наверное, потому, что он говорил о том, чего я не знала. Про то, как вычислялся горизонт, как делался цемент, как римляне с помощью акведуков поднимали воду вверх без всяких мельниц, а только давлением. Он много чего еще мне говорил.

— А зачем ты с собой носишь все время фотоаппарат? — неожиданно для себя спросила я.

— Ну… Даже не знаю, просто фотографирую.

— И что тут фотографировать, коров да баранов.

— Ну почему же. Вот утром бывают сильные туманы.

Я передернулась от возможного холодного утра.

— И ты в такую рань встаешь?

— Ну не каждый день, а только когда хочется, а так…

Я перебила его.

— Зачем тебе это надо?

— А ты знаешь, кто-то и когда-то сказал, что фотограф — это историк. Нажал на спусковую кнопку, и история мгновенно остановилась. Все, ее уже нельзя повторить, она осталось только в том образе, что снял фотограф. Через десять минут этого уже не будет. Фотограф останавливает время. — Валерка показал рукой в сторону домов. — Будет все другое. Но если я сейчас сниму это, то выхвачу тысячную долю секунды из того, что безвозвратно пропадает.

— Жаль.

— Что жаль?

— Что вот так пропадает.

— Нет, в этом есть своя прелесть, — и добавил. — Иначе все жили бы прошлым.

— И все же, порой жаль некоторые моменты.

— Чувства, конечно же, не передашь фотографией, ни запаха, ни тепла. Но у зрителей есть свое воображение и, смотря на фотоснимок, они начинают чувствовать, что плоский огонь горячий, а надкусанное яблоко сладкое. В общем, это фотография.

Я посмотрела в сторону домов, на которые он только что показывал рукой, вздохнула и спросила:

— А что ты еще снимаешь?

— Не знаю, наверное, все.

— А портреты?

— Да.

— И репортажи?

— Иногда, если интересный сюжет.

— А людей?

— Что значит людей, они повсюду, как насекомые.

Он еще какое-то время философствовал на тему фотографии, а потом взял и спросил меня:

— Давай я тебя пощелкаю?