В комнате не было никаких писем. Никаких фотографий, которые могли бы попасться ей на глаза. На свете не было и пяти человек, которые что-нибудь помнили. И никто из них ничего не рассказал бы ребенку.
— Где твои родители?
— У меня нет родителей.
Голос был невозмутимым, словно объявление по громкоговорителю.
— Где ты живешь?
— Я обещала этого не говорить.
— Кому ты это обещала?
Она покачала головой.
— Не надо на меня давить, — сказала она. — Мне всего девять лет.
Только небольшая часть его внимания была сосредоточена на ее словах. Он пытался определить ее звучание. Оно не было постоянным. С ним что-то происходило каждый раз, когда она умолкала. Он не понимал, в чем дело. Но такого он прежде никогда не слышал.
— Откуда у тебя этот адрес?
Она покачала головой. Он отметил, что внутри него возникла какая-то непонятная тревога. Он расфокусировал свой слух, расширил его, сканировал окружающее.
Он слышал звук Странвайен. Волны и гальку на берегу. Звук ветра в елях. В пожухшей траве. Ничего больше. Были только он и она.
— Поиграй мне, — попросила она.
Он сел к роялю. Она пошла за ним. Конфеты она взяла с собой. Свернулась калачиком в кресле. Натянула на себя плед.
Он сыграл ричеркар целиком, это заняло примерно девять минут. Она перестала жевать. Она впитывала в себя звуки, как только они покидали инструмент.
Когда он закончил, она долго ждала — дольше, чем концертная публика. Дольше, чем обычно ждут люди.
— Это ты сочинил?
— Бах.
— Он тоже работает в цирке?
— Он уже умер.
Она обдумывала это. Взяла еще одну конфету.
— Почему у тебя нет детей?
Она протянула руку и зажгла свет. Лампочка находилась за матовой пластинкой, на которой был прикреплен детский рисунок. При помощи металлического зажима. Несколько лет назад он получал сотни рисунков в месяц. Он придумал их так подвешивать, каждую неделю он менял рисунок на новый. Иногда чаще.
— Я не смог найти женщину, которая захотела бы стать матерью.
Она посмотрела на него. Это был самый требовательный взгляд, который он когда-либо встречал у ребенка. Может быть, вообще — за всю жизнь.
— Ты врешь. И к тому же маленькому ребенку.
Он чувствовал, что тревога его нарастает.
— Я могла бы переехать к тебе, — сказала она.
— У меня не так уж много места. И в настоящее время не очень много денег.
— Я не очень много ем.
Ему приходилось встречаться с разными детьми. Малолетними преступниками, пятнадцатилетними головорезами, осужденными условно за нападение на случайных прохожих, вооруженными обоюдоострыми кинжалами, прикрепленными ремнем к икре под камуфляжной штаниной. Это было совсем несложно. Он всегда держал их на коротком поводке. Тут же все было иначе. От напряжения у него даже выступила испарина.
Только что ее лицо было чистым и строгим, словно лицо ангела. И вдруг его исказила демоническая улыбка.
— Я тебя проверяла, — заявила она. — Я не перееду к тебе. Ты не сможешь заботиться о ребенке. Да и неправда, что я мало ем. Я ем как лошадь. Заведующая столовой называет меня «ленточный глист».
Она встала с кресла.
— Теперь можешь отвезти меня домой.
По пути она ничего не говорила, только объясняла, как ехать. Формулировки ее были краткими, словно у штурмана на автогонках. Со Странвайен они свернули от моря по Скодсборгвай.
Дорога шла по границе между городом и лесом, между автострадой и пустынными участками, между таунхаусами и огромными поместьями. Они переехали через Фредериксдаль.
— Направо, — скомандовала она.
Они повернули и поехали вдоль озера, приблизительно через километр она сделала знак, чтобы он остановился.
Это был участок без каких-либо строений.
Они молча сидели друг рядом с другом. Девочка смотрела на ночное небо.
— Я хочу стать астронавтом, — сказала она. — И летчиком. А кем хотел стать ты? Когда был маленьким?
— Клоуном.
Она посмотрела на него.
— Ты и стал клоуном. Это важно. Стать тем, кем ты больше всего хочешь стать.
Где-то на ночном небе начала двигаться световая точка, может быть — падающая звезда, может быть — космический корабль, может быть — самолет.
— Я довезу тебя до самого дома, — сказал он.
Она вышла из машины, он открыл свою дверь. Когда он обошел машину, ее уже не было.
Он вслушивался в окружающее. Позади него до самого Багсверда протянулись ряды коттеджей, за ними — ночное движение главных транспортных магистралей. Справа от него — свист ветра в антеннах «Радио Люнгбю». С озера — звук последнего вскрывшегося льда, звенящего у берега, словно кубики льда в бокале. Впереди, где-то в глубине квартала у павильона «Регата», разбудили друг друга собаки. Он слышал, как трутся друг о друга камыши. Ночных животных. Ветер в кронах деревьев в Дворцовом парке. Где-то в саду у одного из домов голос. Выдру, которая ловила рыбу в канале, ведущем в озеро Люнгбю.
Но никаких звуков девочки. Она исчезла.