Тишина камней

Что я сделаю с Рийя Нон, когда поймаю? Ведь он мой последний живой родственник. Зачем мне убивать его? Та шлюшка Немервы, провидица с побережья не могла же обмануть? Может просто забрать пийр и отпустить? Пару льяд назад я бы прирезал каждого, кто бы осмелился предположить, что у меня возникнут подобные мысли. А что сейчас?

Это все он. — Коган повернулся на бок, к стене. Он жалобно бормотал, слова вываливались как недожеванные куски хлеба: — Проклятый мелин. Какая разница, как я его добыл? Все эти суеверия охотников, что добытый нечестно мелин раскалывается пополам и одна из половин рассыпается в прах. Ничего такого ведь не произошло…

Он почесал ногой ногу, прошипел что-то непонятное, зевнул:

— Ладно, я спать.

И захрапел.

Пото как раз закончил с ремнями — они выстроились ровными полосами, устлав поверхность стола. С оставшейся с краю незанятой части безмолвный взял что-то, но в руке, полусжатой в кулак, было пусто, большой палец чуть не доставал указательного. Он дернул рукой, резко выбросив ее вперед. Раздался глухой звук воткнутого в древесину металла, и тонкий кинжал, слегка светящийся зеленым, задрожал в стене напротив.

Пото подошел, вытащил нож, и тот снова исчез в его руках. Убийца уже давно выяснил, что гвиртовые предметы, например защитные пластины, обретали невидимость на теле безмолвного. Он объяснял это явление взаимодействием с осколком шутеры в его голове. А как иначе?

Обучившись искусству забирать жизни, приняв тридцать три обета, первый из которых обет молчания, Пото привык полагаться лишь на себя.

Иногда, оставаясь в одиночестве, что было крайне редко последнее время, он пытался выжать из себя хотя бы слово, но получалось лишь мычание, и начинало сильно колоть где-то глубоко внутри, между выбритых висков. В отличие от десяти других братьев и сестер, он и на самом деле не мог выговорить ни слова. То ли оттого, что и не очень-то хотелось, то ли по какой другой причине… Первая клятва ему давалась легче остальных. Впрочем, как и большинство.

Но, когда Коган метался в холодном поту, бредя во сне, а Пото приближался и брал командира за руку, гладил по волосам, то ловил себя на мысли, что ему хотелось бы заботиться о ком-то. Быть кому-то преданным не по призванию, а по личному предпочтению. Это шло вразрез с клятвам, нарушало обеты вайши.

И Коган не был тем человеком, к которому тянулась душа убийцы. Коган был слаб и жалок изначально. И только беспричинными убийствами и насилием он удерживал призрачный образ жестокого и уверенного лидера.

Но мы не выбираем свои роли. Это делают за нас приспешники Немервы. Так учил мастер вайши, так оно и свершалось.

Коган вздрогнул всем телом, мучительно застонал и успокоился, только когда Пото сжал его плечо. Что за призраки накидывали на беспощадного охотника тонкие нити сущих, да так, что тот извивался от боли?

Может быть, не обошлось без той пророчицы с побережья Ди-Дора, выдавшей после пыток местоположение пийра чужеземки, оказавшейся матерью Ри? Коган тогда поворчал, мол, тесновато на Тэи, и посетовал на то, что придется все же свидеться ему с братцем. Он сохранил ей жизнь, как и обещал, но на прощание выколол глаза и отрезал язык. Видимо, тоже подозревал, что старуха что-то скрыла. Но Пото знал это наверняка

Рийя Нон. Шаг 3 Гиз-Годолл

Россыпи искр в небе — это давние попытки Шенкарока посеять жизнь и в других мирах, не только на Тэи. Семена видны лишь в темное время, потому что теперь они дети Льяд, ночной наместницы Отэранги, — бесчисленное множество мертворожденных детей.

При совершении ковари, обряда венчания, влюбленным рассказывают, что на небесном поле, возможно, остались и живые. И от искреннего старания пары ради друг друга и во имя сущих во многом зависит вероятность подобного чуда.

Люди влияют на то, возникнет ли жизнь в других мирах, отличных от Тэи! В это верят лишь полоумные влюбленные да лишенные ума совсем. Те, что собирают карги в Глупость.

Майя верила. И если она иногда и казалась дурочкой, то весьма привлекательной. Она верила всем сказкам странствующих вестников и торговцев, которые изредка заглядывали в Энфис. Особенно одному из них — тому, что обменивал у ее мамы нити из Новых земель на сытый ужин и ночлег.

Именно Майя впервые поведала Ри о Гиз-Годолле.

История из последних, чей след еще не остыл.

Одно время повелось у странствующих артистов гастролировать с покалеченными животными. Это были дикие и весьма опасные твари, наводящие ужас на и без того запуганных в Охоту людей: острозубые волки, мечтающие перегрызть глотку любому зазевавшемуся путнику; лисы, умеющие ждать часами подходящего момента для нападения на жертву; жестокие кабаны, не останавливающиеся ни перед чем на пути к обреченному, — и все они были специально изуродованы и посажены на тяжеленные цепи, чтобы люди, приходящие поглазеть на представления, могли чувствовать свое превосходство, смеясь и тыкая пальцем в сторону зверей. Тут маленькие, трусливые людишки превращались на время в уверенных в себе людей, обретали «человечность».