Тишина на задней парте!

На следующий день маме уже не надо было в комитет по образованию, а надо было в школу. Поэтому они с Ромашкиным поехали вместе на автобусе. Была уже среда, а значит, времени до записи на карате – всего один день. Чтобы ускорить процесс, Ромашкин решил выполнить какой-нибудь пункт из списка хитростей прямо по дороге. Саша решил предложить маме возможность выбора.

– Мам, – сказал он в автобусе, – а давай мы вместо школы пойдём в кино?

– Уроки прогуляем? – нахмурилась мама.

– Да нет, – сказал Ромашкин. – Дело не в прогулах, я тебе просто выбор предлагаю – пойдём в кино или давай я на карате запишусь.

– Хорошенький выбор, – сказала мама. – Саша, никаких карате, и уж тем более никаких прогулов! – и посмотрела на Ромашкина с подозрением: – Ты хоть раз прогуливал уроки?

– Нет, – сказал Ромашкин и уставился в окно.

Как-то всё опять шло не по плану, но Ромашкин решил не сдаваться. «Объединю сразу два пункта, – решил он, – про постепенность требований и про то, чтобы вызвать у второй стороны жалость».

На первой же перемене Саша побежал к маме в кабинет с первым «требованием»: попросил у неё ручку.

– А твоя где?

– Потерял.

– Потеряха. На, – Мама протянула ручку. – За своими вещами следить надо. Я тебе не канцелярский магазин.

На второй перемене Саша прибежал просить у мамы тетрадку.

Мама нахмурилась:

– Издеваешься? Нет у меня тетрадей. Пиши на листике, дома перепишешь.

Ромашкин не растерялся:

– Ну дай тогда глобус.

– Ещё чего – в футбол с Гавриловым играть? Ты вообще что, решил тут шутки шутить? Всё, я ушла в учительскую. Марш на уроки.

На третьей перемене Ромашкин опять примчался к маме и на этот раз попросил еды. Тут уж мама ругаться не стала. Когда дело касалось еды, она никогда не сердилась:

– А ты что, с собой не взял из холодильника?

– Нет, забыл, – Ромашкин жалобно опустил глаза.

– Вот Сашка-забывашка, – сказала мама и полезла в кошелёк. – Пятьдесят рублей хватит?

– А можно семьдесят? Я что-то совсем голодный.

– Ох, – расстроилась мама.

Ей точно было жалко голодного Сашу, поэтому Ромашкин решил, что удачно выполнил два пункта из своего списка (про постепенность требований и про жалость второй стороны). Значит, настало и самое время требовать себе карате.

– Мама, давай всё-таки я запишусь на карате! – сказал Ромашкин.

– Ну всё, Саша, это уже перебор, – рассердилась мама, – То тебе ручку, то тетрадку, то глобус, то карате. Я тебе не бюро добрых услуг. И к теме карате возвращаться я больше не хочу. И вообще, ты кушать хотел только что! Иди в столовую!

У Ромашкина остался всего один приём на вооружении. Поставить вторую сторону в трудную ситуацию и прийти на помощь. «Ладно, – решил он, – сейчас уж точно должно получиться. Я такую сложную ситуацию придумал, что мама меня на все карате мира отпустит».

На следующей перемене Ромашкин сказал Гаврилову, что идёт на спецзадание, и позвал с собой.

Ромашкин собирался создать для мамы трудную ситуацию и прийти ей же на помощь.

– Ты всё со своим карате носишься? – спросил Гаврилов.

– Да, сходи со мной, пожалуйста!

– Куда хоть?

– Со Смирновым поговорить.

– Смирновым из пятого «Б»?

– Ага.

– А чё с ним говорить-то? Он же нас побьёт.

– Не побьёт – у меня к нему деловое предложение, – сказал Ромашкин, – и вообще – нас же двое.

– А как тебе Смирнов-то поможет с карате? – недоверчиво спросил Гаврилов.

– Увидишь.

Гаврилов явно трусил, но с Ромашкиным пошёл.

Смирнов был грозой начальной школы и немножко грозой пятых классов. А главное – он знал, где взять дохлую крысу. Он их где-то у подвала за школой находил. Смирнов такую однажды принёс на математику и бросил учительнице на стол. Так потом вся школа об этом говорила и вызывали его на педсовет. Но и смеху было – до конца четверти.

Ромашкин и Серёжа увидели Смирнова около спортзала за странным занятием: он обматывал скотчем учебник по русскому. Так, чтобы учебник было не открыть.

– Привет, – сказал Ромашкин и осторожно шагнул к Смирнову.

Гаврилов остановился на полшага позади.

– Ты чё? – насупился Смирнов.

– Достань мне дохлую крысу, пожалуйста, – быстро протараторил Ромашкин.

– А ты мне чё? – прищурился Смирнов.

– Триста рублей, – ответил Ромашкин.

– Пятьсот! – сказал Смирнов.

– У меня нету пятисот.

– А будешь со мной третьеклассникам подножки ставить?

– Нет, конечно! Они же маленькие.

– Эх, ты, большой, тоже мне. Ну ладно, давай триста рублей.

– А крысу?

– Я тебе на следующей перемене дам.

– Ну тогда и я тебе заплачу на следующей перемене.

Смирнов посмотрел на Ромашкина уважительно и ушёл.

– Зачем тебе крыса, вообще? – спросил Гаврилов.

– Я её маме в кабинет подложу, мама испугается, чуть в обморок не упадёт, а тут я появлюсь и её от этой крысы дохлой спасу. И она так обрадуется, что отпустит меня на карате.

– Ничего себе многоходовочка, – сказал Гаврилов: он, как шахматист, план оценил.

На следующей перемене Ромашкин с Гавриловым снова пришли к Смирнову.

– Нету крысы, – сказал Смирнов. – Давай я тебе завтра найду.

– Завтра мне уже поздно, – вздохнул Саша.