Тишина в Хановер-клоуз

Эмили хотелось обнять ее, сказать, что она понимает, как тяжело внезапно потерять мужа, пережить ужас убийства и осознания того, что бывает такая ненависть, удовлетворить которую может только смерть. И еще она знала, что такое усиливающиеся с каждым днем страх и растерянность, когда мир вокруг становится чужим, полным тайн, в том числе ужасных, и тебя захлестывает страх, что правда может оказаться невыносимой. И никуда не деться от страха, что ты тоже могла бы стать жертвой — не говоря уже о мыслях, что ты тоже виновата и твоя глупость или невнимательность тоже могли сыграть свою роль. Постоянное чувство вины, не отпускающее ни на минуту.

А у Вероники еще и страх того, что полиция может ее подозревать. Ведь ее мотив был более чем очевиден.

Чего же так боится Вероника? Чувствует, что Питт подбирается к ней? Или она лишилась чувств от страха за себя? А может, она боится за того, кого защищает, — например, Джулиана Данвера? Скорее всего, Томас не действовал напролом, а искал самое слабое звено в цепи: не самого убийцу, а человека, который может поддаться нажиму.

Или Вероника боялась — как и в свое время боялась Эмили — других членов семьи, которые считали или хотели видеть ее виновной, причем не в смысле ошибок или эгоизма, а в буквальном смысле виновной в убийстве? Может, напряженные отношения между Лореттой и Вероникой объясняются тем, что Лоретта считает невестку убийцей ее сына? И мстит ей по-своему, день за днем, проворачивая нож в ране, собирая крупицы доказательств, пока окончательно не убедится в своей правоте? Это гораздо более утонченная пытка, чем петля палача, и Лоретта может применить ее сама — и смотреть, наслаждаясь.

Или Вероника боится Пурпурной?

Или — несмотря на свой страх — она и есть Пурпурная? И теперь, когда кольцо сжимается вокруг нее, она боится своих работодателей?

Как бы то ни было, искать истину теперь не время. Момент, когда Вероника была готова заговорить, прошел, и Эмили понимала, что выдавать свое любопытство глупо. Ей было слегка не по себе. Эмили не хотела, чтобы Вероника действительно оказалась виновной. Она ничего не могла с собой поделать — вдова Роберта ей нравилась, и Эмили видела в ней сходство с собой. И еще она злилась на себя за неспособность рассуждать хладнокровно. Ее обуревали чувства — желание защитить жертв и наказать виновных, причем всех, как виновных в убийстве, так и в ненависти и низости. Но она не могла понять, кто эти люди.

— Хотите пойти наверх, мэм? — спросила Эмили, возможно, грубее, чем должна была. — Пока кто-нибудь не пришел, и… — Она умолкла, осознав, что выдает себя.

Вероника поняла. Она спустила ноги с дивана и села, очень медленно, потому что голова у нее все еще кружилась.

— Да… Да, лучше я пойду к себе. — Произносить имя Лоретты не было необходимости. Они прекрасно понимали друг друга, и ничего не нужно было говорить вслух.

Очень медленно они вышли из библиотеки, миновали коридор и поднялись на второй этаж.

Вечером у Эдит случился один из ее «приступов», и Эмили пришлось готовить вечерние платья и для Вероники, и для Лоретты.

— Бедная Эдит. Ей нужно к врачу, — с притворным сочувствием сказала Эмили. — Может, попросить миссис Йорк? Я уверена, она не откажет. Она так ценит Эдит.

Фанни хотела что-то ответить, но суровый взгляд экономки заставил ее умолкнуть.

— Не тебе указывать, мисс, что мы должны делать, а что не должны! — огрызнулась миссис Кроуфорд. — Мы вызовем врача, если потребуется. Вечно ты лезешь со своими советами!

Эмили изобразила невинность и легкую обиду.

— Я просто пыталась помочь, миссис Кроуфорд, потому что по долгу службы все равно увижу миссис Йорк. Думала избавить вас от лишнего хождения.

— Я хожу туда, куда хочу, мисс, и это не твое дело!

— Девушка хотела помочь, — рассудительно заметил дворецкий. — Может быть, Эдит действительно следует показаться врачу. Она скрипит, как старая шарманка!

Либби захихикала и наполовину сползла под стол.

— Вы такой остроумный, мистер Реддич, — восхищенно воскликнула Берта.

Нора фыркнула. Она заметила, что Берта обхаживает Реддича, и — сама потерпев неудачу на этом поприще — с осуждением смотрела на нее. Хотя сама она намеревалась заполучить что-то получше, чем дворецкий. Пусть он достанется Берте — на здоровье. Нора не собиралась всю оставшуюся жизнь провести в чужих домах! У нее будет свой дом, с красивым бельем и посудой — и служанкой, которая будет делать всю черную работу.

Реддич усмехнулся, явно довольный, что им восхищаются.

— Следи за собой, Либби, — нравоучительно произнес он. — Тут не о чем спорить. Да, миссис Кроуфорд, я думаю, Амелия может упомянуть об этом миссис Йорк.

— Да, Амелия, — с усмешкой согласилась Нора. — Почему бы и нет?

Джоан открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, а просто пристально посмотрела на Эмили и слегка покачала головой. Движение было почти незаметным, так что его можно было принять за игру света, если бы не предупреждающий взгляд девушки.

— Ты сегодня не сожгла сорочки? — язвительно спросила Нора.

— Нет, спасибо, — улыбнулась в ответ Эмили. — А ты не пролила суп?