Тиски

Это удивительное время, когда город становится вдруг нейтральной полосой. Его ночные обитатели – шлюхи, патрульные менты, гопники, тусующиеся клубари – рассасываются по норам и гробам, чтобы, подобно вампирам, убежать от солнечного света и пережить день. А дневной народ – работяги, школьники, пузатые тетки с рынка, зеваки, церковные попрошайки – еще не проснулся и не заполнил своими суматошными телами улицы города.

Я больше всего люблю эти часы – время вымершего города. Но не сегодня, когда прячу глаза, сверля ими плитку в полу, потому что не хочу встретиться с Пулей взглядом. Я боюсь, что тогда не выдержу и скажу ему все.

Разбросав Пулю и Дэна по домам, вписав их в обычное семейное счастье, еду в ночной клуб Штефы, и он выделяет мне двух кобыл из стрип-шоу, и одной из них я сразу поручаю управление машиной, а сам сажусь назад и, пока мы добираемся до дома, успеваю осушить половину баттла «Хеннесси».

Девки после ночной смены умаялись, но, не желая расстроить уважаемого клиента, отчаянно пытаются показать, как им весело. Возвращаясь с бокалами с кухни, я ловлю момент, когда они не успевают нацепить на лицо профессиональные улыбки и устало курят. Они не выспались и с трудом давят зевки, а их лица, по­крытые плотным слоем косметики и опухшие к концу смены, походят на присыпанный сахарной пудрой блин. Одну зовут Славка, вторую – Ира.

Когда я падаю на диван между ними, девки начинают ластиться, поглаживая мои бедра, но я их останавливаю – сейчас мне хочется другого.

И мы просто напиваемся.

Ближе к полудню пьяная Славка, одержимая профессиональным долгом, взгромождается на меня сверху, долгое время копается, пытаясь расстегнуть ремень, и, не преуспев, ограничивается ширинкой. Покатав какое-то время во рту моего вялого бойца, Славка сдается и снова припадает к бутылке.

Мы засыпаем втроем на разложенном диване.

А под вечер я просыпаюсь под танковой тяжестью жуткого коньячного похмелья. Девки маются не меньше моего. Напялив темные очки и вцепившись трясущимися руками в бока девок, я спускаюсь к машине. Со стороны мы похожи на вампиров из дешевого фильма.

Похмелье избавляет меня от необходимости принимать решение. На повестке дня другой вопрос – как пережить сегодняшний день. Поэтому я, забросив девок по домам, решаю просто следить за Пулей. Собирать информацию.

Место, где живет Пуля, подходит для слежки идеально. Не знаю, закладывалось это на уровне архитектурного решения или получилось случайно, но блок из шести домов, образующих замкнутый прямоугольник, позволяет следить за Пулиным подъездом с максимальным комфортом.

На сиденье рядом со мной – два баттла вина. Я всегда оттягиваюсь полусладким, перебрав накануне. Пью прямо из горла. Есть в этом какой-то свинский шик.

Я вижу, как Пуля со своей каланчой выходит из дома. Нет, я понимаю, она вполне ничего, но чтобы жениться… Не понять мне этого Пулиного решения.

Через полчаса они возвращаются, нагруженные пакетами со жратвой. У меня экватор – вытряхнув на язык последние капли из первой бутылки, я выбрасываю штопор из швейцарского армейского ножа (эксклюзив, триста баксов), чтобы дефлорировать вторую.

Забрызгав вином дизайнерские штаны, я тихо матерюсь. А когда поднимаю глаза, возле Пулиного подъезда материализуется Фокстрот. Это уже кое-что.

Фокстрот – из конченых нариков, тех, для кого жизнь уместилась на кончике иглы. Раньше, пока мы не свернули розничную торговлю, перепоручив ее мелким дилерам, мы работали с ним. Платил он более или менее исправно, иногда даже подрабатывал у нас. Что он делает здесь?

Фокс щелкает клавишами домофона и входит. Ждать его приходится недолго – всего через минуту он возвращается и в этот раз торопится. Быстро, почти бегом, Фокс пересекает внутренний двор и идет в сторону шоссе к остановке маршруток. Я завожу машину и, совершив виртуозный разворот, выезжаю из блока минутой позже Фокстрота.

Я проезжаю мимо остановки и сдаю назад. Опустив стекло, с наигранным удивлением улыбаюсь Фок­строту:

– Фокс, дарова! Садись, подброшу.

– Чего? – Фокс даже не сразу меня узнает. – А, Крот… Не, я это…

– Садись, ладно… – Я подпускаю в голос стали, демонстрируя, что на мою помощь надо соглашаться.

Если бы у страха был запах, мне пришлось бы открыть окно и высунуть туда голову – настолько сильно воняло бы от Фокстрота.

Я вижу, что он хочет вмазаться. Постоянно елозит на сиденье. Он не может себе позволить впрямую меня послать, и я не без скрытого удовольствия любуюсь, как он сцепляет зубы, а на его лбу проступает испарина.

– Кумарит, что ли? Могу подогнать.

– У меня есть, Крот, спасибо, – давит он сквозь зубы. – Ты не мог бы здесь остановить? Пожалуйста.

Вот так всегда с наркоманами. Оглянуться не успеешь, как кайф становится для них тяжелым и мрачным смыслом жизни. Сейчас Фокса интересует только вмазка.