Тисса горит

«Социализация земли и орудий производства!»

«Пробуждающаяся Венгрия».

«Венгерец, проснись! Небывалая опасность угрожает нации!»

Что-то будет? Что-то будет?..

Город погружен во мрак, но до самого утра не замирает уличное движение. Кто может, кто хочет сегодня спать?

«Работайте! Хлеб на исходе!»

Тысячи новых плакатов, один самоувереннее другого. Все вместе они только увеличивают общую неуверенность.

Тысячи тревожных фраз.

Французы собираются оккупировать страну…

Сербы, румыны, чехи…

«Нет! Нет! Никогда!»

Снова тысячи различных воззваний, и вдруг — тишина.

Забастовали типографии.

Миллионы чудовищных слухов.

Французы, сербы, чехи…

Русские.

Правительство подало в отставку.

— Знаешь, Петр, каковы новости? — разбудил меня поутру Пойтек. — Русская Красная армия взяла Тарнополь. Они, значит, уже в Галиции, совсем неподалеку.

— Правда? Или же…

— Официальное сообщение по радио.

— Оттого-то, значит, правительство и подало в отставку?

— Не потому. Полковник Викс передал правительству новую ноту. Вильсон снова отхватил кусок Венгрии. А правительство, понятно, придает значение только тому, что состряпано в Париже… Тем временем русские захватили Тарнополь. Я потому к тебе так рано, что еще сегодня тебе предстоит выехать в Солнок. Ты должен будешь передать чрезвычайно важные инструкции.

— Хорошо.

— Передашь — и тотчас же вернешься назад. Ты здесь будешь нужен.

— Понял.

Нелегко было протиснуться в вагон, но все же мне это удалось. Всю дорогу пришлось ехать стоя: такое плотное кольцо пассажиров окружило меня, что не только что упасть, но и повернуться не было возможности. Поэтому мне никак не удавалось поглядеть на того, кто за моей спиной разглагольствовал о политике.

— Сто тысяч французов высадилось в Фиуме. С артиллерией, танками, воздушным флотом — со всем, что только нужно! И недели не пройдет, как они займут Пешт. Сто тысяч — французов — вы понимаете, что это значит? Уж они-то наведут порядок!

— Русские перевалили через Карпаты, теперь они в Венгрии… Понимаете, что это значит? Сорок тысяч русских большевиков!

— Русские? Ха! Они Москву — и ту потеряли!

— А я говорю: они перешли через Карпаты. Сорок тысяч русских большевиков — никак не меньше! Эти-то уж наведут порядок!

— Сказки! Уберите-ка свою ногу с моей.

— Как, чорт возьми, хотите вы, чтобы я ее снял, когда на ней еще кто-то примостился?

— Неслыханно!

— Погодите, и похуже еще будет… вашему брату!

Вернуться в Будапешт мне предстояло в субботу утром, но я успел приехать в пятницу вечером.

Когда я из вокзала вышел на площадь, было уже совсем темно, но фонари еще не горели. Моросил мелкий дождь.

Газетчиков не было видно: забастовка типографских рабочих, очевидно, еще не кончилась. На улицах было мало движения, — меньше, пожалуй, чем обычно. Пока я стоял, прислонившись к фонарному столбу, и окидывал взглядом площадь, мимо меня, по направлению к главному входу вокзала, прошел небольшой отряд солдат. В ту минуту, когда последний солдат поровнялся со мной, газ в фонарном рожке вспыхнул и осветил его фуражку, а на ней красную повязку. Штыки ярко блестели, но я видел только красную повязку.

— Усталость мою как рукой сняло — я кинулся вслед за солдатами.

— Что случилось, товарищи? Произошло что-нибудь?

Ответа не последовало. По команде начальника они перекинули ружья наперевес и вошли в здание вокзала. В ту же секунду фонари внезапно снова погасли, и пробегавшие по площади трамваи остановились.

— Стой!

Какой-то солдат с револьвером в руке преградил путь автомобилю.

— Стой! Выходи из машины!

— Что?.. Как?..

— Шофер остается за рулем, пассажиры вон из машины! Машина принадлежит пролетарскому государству.

— Как?.. Что он мелет такое?..

— Ступай ты к…! Объяснять мне тебе еще, паршивцу? Вон отсюда, или…

— В чем дело, товарищ? — крикнул я солдату.

— Если ты в самом деле товарищ, нечего тут языком трепать, принимайся-ка за дело.

— А что же произошло?

— Что?.. То, что мы победили! На Вышеградскую улицу, живо! — приказал он шоферу, усаживаясь на место испуганного пассажира, вылезавшего из машины.

— И я с тобой! — крикнул я солдату и, не дожидаясь ответа, вскочил в огромный черный автомобиль.

На Вышеградскую, во весь дух!

Нелегко было протолкаться в помещение секретариата партии. На улице толпится множество народа, и в прихожей давка невообразимая — рабочие и солдаты. С балкона кто-то говорит толпе, а в прихожей выступают сразу несколько человек.

— Да здравствует диктатура пролетариата!

— Долой буржуазию!

— Да здравствует Советская Россия!

— Ура! Ура! Ура!

— Именем пролетарского государства…

Мой спутник где словом, где кулаками прокладывает себе дорогу, и мы, наконец, взбираемся наверх.

— Отто!

Отто держится внешне спокойно. Он пожимает мне руку и тотчас же дает мне поручение:

— Немедленно же отправляйся в Уйпешт, к Пойтеку. Найдешь его в ратуше. Вот пропуск. Живо!

— Как все произошло?

— Ступай, ступай! Реквизируй машину. Револьвер-то у тебя есть? Товарищ Шиман, дайте ему револьвер.

У ворот я натыкаюсь на Готтесмана. Он бросается обнимать меня.

— Победа! — кричит он.

— Ну, хоть ты скажи, как все это произошло?