Тит Антонин Пий. Тени в Риме

Витразин совсем рехнулся? Мечтает очутиться в Мамертинском карцере за публичное оскорбление достоинства римского народа? Только свободные граждане могли облачаться в тогу, а этот кто? Вшивый раб, презренный гладиатор, сумевший выкарабкаться из смертельной игры с оружием, лицезрению которой с таким восторгом предавалась римская толпа.

Сацердате в молодости самому приходилось выступить на арене. Выжить ему помогло легионерское обучение и закалка в дакийском походе. Срезал он двух германцев и после одержанной на арене победы включил мозги. Прикинул так и этак. Сам по себе побег из расположенной в Капуе гладиаторской казармы был исключительно труден, но возможен, однако полной уверенности в будущем безопасном существовании такой исход не давал.

Помог случай…

Однажды хозяин гладиаторской школы завел с ним странный разговор. Мол, если он хочет и дальше оставаться в живых, надо будет услужить ему, Проперцию Стрибону, владельцу его жизни и смерти. И не только ему, но и некоей даме, которая очень охоча до людей, сумевших только что выскользнуть из могилы.

– Но об этом следует помалкивать, – предупредил Проперций. – Если будешь держать язык за зубами, станешь надсмотрщиком. Еще и удовольствие получишь.

Сацердата согласился, и однажды вечером, сразу после с трудом выигранного поединка, в сопровождении двух стражей его отвели в богатый дом, где проживал один из известных в городе магистратов. Там его ждала хозяйка, перед которой он сообразил предстать этаким наивным и глуповатым простачком, восхищенным честью, которую оказала ему римская гражданка.

Сацердата не очень-то распалялся при виде женских прелестей, однако натешить хозяйку ему не составило большого труда. Когда женщина захрапела, его мысли закрутились вокруг самого важного вопроса, который не давал ему ни минуты покоя.

Как добыть свободу?

С точки зрения философов, которых в ту пору расплодилось в Риме видимо-невидимо и которых Сацердата откровенно презирал, ответ был ясен: начинать надо с самого себя. Правда, понимал он этот совет несколько иначе, чем рекомендовали бродячие «мудрецы», которые, взывая к разуму слушающих, требовали от них нравственного самоусовершенствования. Этим – укреплением добродетели – следовало заниматься каждый день, от поступка к поступку, не тратя время на безразличное или, что еще хуже, на порочное.

Как бы не так, решил Сацердата. Если уж начинать с самого себя, то для начала неплохо обзавестись деньгами, затем властью над теми, от кого он зависел.

Хотя бы над ланистой Стрибоном!..

Понятно, восхождение к достойной жизни всегда начинается с малого, но где найти это малое?

…Дождавшись, когда женщина заснет, он решил обыскать хозяйские покои.

Рассчитал все точно – хозяина, местного воротилу из сословия всадников, разбогатевшего на поставках в армию, дома быть не могло, следовательно, самое время домашним рабам расслабиться. Этим он и воспользовался. Отыскав драгоценности хозяйки, взял что подороже и спрятал так, что ни при каком ощупывании их нельзя было отыскать.

Сацердата всегда отличался исключительной предусмотрительностью – его действительно обыскали, когда он еще затемно собрался покинуть этот дом.

В следующий раз, угодив хозяйке, то и дело называвшей его «мой отважный бычок», он стащил перстень. Камень, в обрамлении лавровых листьев, был очень большой и развалистый. Было очень больно, но Сацердата стерпел.

Через неделю, сумев выбрать момент, он проник в служебное помещение школы, где ему повезло добыть кое-какие важные бумаги, уличающие ланисту в обмане своих компаньонов. На следующий день он после посещения матроны не вернулся в казарму, а отправился в Рим. Около полудня, при дневном свете, его схватили на Аппиевой дороге, доставили в Капую, поставили перед ланистой, который, обозвав его поганым и неблагодарным псом, пригрозил самой жуткой казнью, которую только мог выдумать, – поединком с хищными зверями. Это было жуткое и худшее наказание, ведь если зверь не добьет бестиария на арене, а всего лишь вырвет ему внутренности, после излечения тому вновь придется повторить поединок.

Сацердата вздрогнул, однако, заранее подготовившись к допросу, сумел сохранить присутствие духа и объявил, что ланиста играет с огнем.

Тот, никогда не занимавшийся рукоприкладством, ударил строптивого раба так, что Сацердата на миг потерял сознание.

Но не самообладание.

Очнувшись, Сацердата предупредил: если хозяин еще раз ударит, ему очень не поздоровится. Его компаньон из местных высокопоставленных магистратов, а также супруг известной ему матроны, очень заинтересуются некоторыми сведениями, которые касаются мошенничества при покупке живого товара, который позволил себе «уважаемый хозяин школы».

Шанс выжить был минимальный, но другого не было. Услышав эти слова, ланиста, который уже занес руку, притормозил кулак. Сацердата понял, что фортуна на его стороне.

– Что ты хочешь этим сказать, негодяй?!