– Если ударишь еще раз, сам выйдешь на арену. Городской прокуратор и твой компаньон будут извещены, как ты, уважаемый хозяин, обвел их вокруг пальца с последней и предыдущими сделками.
Проперций Стрибон отвел кулак.
– …Но и это полбеды. Твоего компаньона также известят, что его почтенная супруга, изменившая ему с презренным гладиатором, расплачивалась с рабом самым постыдным образом – драгоценностями, которые покупал ей муж.
Эта угроза заставила Проперция задуматься.
Появление матроны, которая, обнаружив пропажу драгоценностей, бросилась к ланисте за помощью, окончательно привело его в чувство.
Какой скандал она закатила, Сацердата не знал, но догадался по резко помягчевшему тону хозяина школы… будто бы он, презренный негодяй, предварительно прощен и будет назначен надсмотрщиком. Сацердата знал, что верить этим словам нельзя. Не убьют на арене, зарежут ночью.
Конец один…
Он отказался от должности надсмотрщика и потребовал выпустить его на свободу, чего в принципе не могло быть. Рабов в Риме освобождали в редчайших случаях, когда, например, хозяин публично отказался от находящегося при смерти раба, а тот возьми и выживи. Чаще переводили в вольноотпущенники, а положение этого сорта римлян тоже было очень далеко от полноценного гражданства.
Проперций Страбон так и спросил Сацердату – соображает ли он, что говорит?
Тот ответил – соображаю.
– Я сбегу из школы, а ты два месяца не будешь подавать на меня в розыск. Все остальное я беру на себя. Если через два месяца твои люди прирежут меня, значит, я проиграл.
– Побег в обмен на бумаги?
– Да, хозяин.
– А драгоценности?
– Драгоценности останутся у меня в качестве залога. Матрона все равно никогда не признается в их утрате. Я же, попавшись в руки городского эдила, скажу, что это плата за удовольствия. Ее супруг не станет раздувать дело, причем не важно, поверит он или нет.
Через неделю, уже простившись с жизнью и моля о легкой смерти, Сацердата получил ответ.
Ланиста заявил, что согласен. «Бежать ты, презренный, сможешь через неделю. Тебя месяц не будут разыскивать».
Сацердата поклонился – в первый и последний раз в жизни – и бежал на следующий день.
Пристроился в Риме, нашел покровителя в лице сенатора Аквилия Регула, открыл мастерскую по изготовлению надгробных памятников и в первый раз вздохнул с облегчением. Исполняя тайные поручения сенатора, вволю насмотрелся на нравы сильных в Риме. Убив сенатора Красса и доставив его голову Регулу, Сацердата с нескрываемым изумлением наблюдал, как обрадованный сенатор вцепился зубами в ухо отделенной от туловища головы.
После этого, тайно пробравшись в Капую с подельниками, он лично зарезал Проперция Стрибона. Дела Сацердаты сразу пошли в гору. Правда, после убийства в доме Проперция казнили каждого десятого раба.
Теперь его ожидал тяжелый разговор с одуревшим от славы и денег Витразином, с презренным рабом, который посмел напялить на себя тогу.
Для начала Антиарх по привычке схватился за голову: как ты жесток и безжалостен, Витразин! Ты забыл оказанные тебе благодеяния. Ты гонишь меня на улицу или даже на смерть…
И тому подобную чепуху, на которую Витразин, очень даже неглупый человек, все-таки клюнул. Начал оправдываться и валить вину на самого гостя, который оказался настолько беспечен, что позволил себе открыто разгуливать по Риму, чем навлек на себя внимание высших властей.
Далее Витразин заговорил грубее и громче:
– Тебя видели возле Колизеума. Твои люди пялились на Колоса. На них обращали внимание. Кто-то узнал тебя. Он тут же побежал к префекту города и донес. Теперь ожидает награду, ведь за твою голову назначена щедрая награда, не так ли? Я помню твои благодеяния. Я приютил тебя, но ты был неосторожен, и я требую, чтобы этой же ночью ты и твои люди покинули мой дом.
– Куда я пойду, Витразин? – дрожащим голоском спросил Антиарх. – Где найду приют?
– Тебе решать, – огрызнулся Витразин. – И не путай меня в свои скверные делишки!
– Ты плохо думаешь обо мне, Витразин, – простонал старик. – Зачем я буду путать тебя в свои скверные делишки, если ты увяз в них по самое горло.
– Кто? Я?.. – возмутился гладиатор, потом воскликнул: – Я так и знал, что попрекнешь меня прошлым! Так знай, я прощен. Меня записали в вольноотпущенники и наградили почетным деревянным мечом.
– Прощен? Я не ослышался? Прошлое как тень, оно всегда с тобой. Прошлое ходит за тобой след в след. Стоит взойти солнцу, как оно тут же подскажет, кто ты есть, и никакое прощение, никакие восторги публики и наградные деревянные мечи не спасут тебя от тех, чьих родственников ты отправил в Аид. Кто принимал участие в убийстве сенатора Цинны? Кто нанес ему смертельный удар мечом в горло? Я понимаю, ты таким образом тренировался в нанесении окончательного разящего удара, но у Цинны много родни. Они вряд ли забыли о злодейском убийстве своего патрона.
Витразин сразу сбавил тон.