Титан

Поэтому она отправилась сначала на Московский проспект, чтобы войти в парк с той стороны, от Московского до розы было совсем недалеко. Но уже дойдя до большой каменной арки центрального входа, девочка поняла, что, возможно, скоро проснётся. Ей вовсе не хотелось, чтобы пробуждение застало её в парке. Это было очень опасно, и она решила переждать до следующего раза. Зашла под крышу пластиковой остановки, села в углу и стала ждать пробуждения. Рядом сразу улеглись собаки, довольные тем, что больше не нужно никуда идти и можно просто полежать рядом с девочкой.

⠀⠀ ⠀⠀

* * *

⠀⠀ ⠀⠀

Она открыла глаза. Проснулась. Полежала немного под одеялом. Под ним было тепло. В комнату падал свет от фонаря, освещающего двор. Сейчас ей было спокойно. Близнецы были в безопасности, они безмятежно спали на соседней кровати. Светлана встала, подошла к ним, поправила одеяло, хотя особой необходимости в этом не было. Просто ей захотелось это сделать. Она случайно бросила взгляд на свою левую руку. Подошла к окну, там было больше света, стала её рассматривать. Чернота растекалась по руке, она уже стала затекать на большой палец, а на указательном уже пробралась через сгиб и поползла на вторую фалангу. Мизинец же почти весь почернел, розовым оставался только кончик с ногтем. Странное дело, но Свету это уже почти не пугало. Она знала, что чернота замедляет своё распространение по руке. Она приметила это ещё пару дней назад. Светлана почему-то не сомневалась, что она скоро совсем остановится. Где-то на запястье. А с тем, что рука будет чёрной, Света уже примирилась. Пусть будет. Ведь рука, что ни говори, сильно её выручала в последнее время. Девочка была уверена, что благодаря этой черноте на руке она стала чувствовать опасность, даже не видя её. Она примирилась, да… Но всё было не так просто, во-первых, рано или поздно, руку придётся показать отцу, не всё же время ей ходить в перчатках. Что он скажет? Что будет делать? Светлана могла только предположить. Наверное, заставит её снова пойти по врачам. Во-вторых, Свету волновало, что скажет Владик. Её почерневшие пальцы он, конечно, видел и, как показалось девочке, отнёсся к этому весьма достойно. Но то были только пальцы, а теперь у неё вся кисть будет чёрной. Да ещё и ногти такие… Девочка стала разглядывать свои чёрные ногти. Да, они, сходя с пальца, начинали сворачиваться в трубочку, как корица. И чуть загибаться к подушечкам. Стали рвать перчатки. Пока братья и отец не встали, Света пошла в ванную и взяла в руки кусачки для ногтей из маминого маникюрного набора. Она решила отстричь эти ногти. Но это оказалось весьма непростым делом. Свернувшиеся в трубочку ногти по прочности не уступали какому-то крепкому, очень крепкому пластику. Светлане пришлось прилагать усилия, чтобы срезать их. Рассмотрев отрезанные чёрные ногти и ещё раз убедившись в их удивительной твёрдости, она срезала и все остальные, а после полезла под душ. Надо было смыть сок фикуса.

Листья, которыми она натиралась, хоть и были вялыми, но всё равно след на коже оставляли.

Сегодня папа уходил на «сутки», сегодня у неё, с одной стороны, был хороший день, когда она не ходила в школу, так как сидела с мамой, а с другой стороны плохой, потому что она сегодня не сможет пойти в больницу к Владику. Но ничего, она будет болтать с ним по телефону, весь день, а пока нужно было быстро будить близнецов, отводить их в садик, потом готовить папе завтрак, провожать его на работу. Потом процедуры маме, приготовление обеда и ужина для себя, а уже потом можно будет сесть в кресло и найти в новом телефоне любимый номер. Теперь ведь у неё был «вотсап»!

День по этому её плану и пошёл: отвела братьев в детсад, покормила отца, собрала ему обед на работу и занялась своими домашним делами.

⠀⠀ ⠀⠀

* * *

⠀⠀ ⠀⠀

Фомин Андрей Сергеевич не торопился. У него в запасе было ещё пятьдесят минут, а до работы всего четыре остановки на автобусе.

Утро было сырым, прохладным, и он не спеша шёл к остановке, переставляя костыли. Андрей Сергеевич двигался к остановке и даже получал удовольствие от прохладного, но свежего воздуха. И не заметил, что на аллее, за ещё не облетевшими листьями кустарника, его ждала страшная слепая баба. Баба была зла оттого, что продрогла и вымокла, но она терпеливо дожидалась его, навалившись двумя руками на свою кривую клюку. Она вышла из-за кустов, когда до Фомина оставалось едва ли два метра, проворно вывалилась и, раскачиваясь всем своим грузным телом туда-сюда, подошла к нему; остановилась и, чуть задирая голову вверх, как это делают незрячие, заговорила:

— Ну что, дядя, попривык к своей дочурке?

Сначала Андрей Сергеевич растерялся, увидев её, он даже хотел обойти эту мерзкую бабищу, но она выставила клюку, загораживая ему путь, и произнесла:

— Да не убегай ты, не убегай, я же не зла тебе желаю, чего ты от меня бежишь?

Она направила свои белые глаза на него, и он сразу притормозил. Удивился: как она своими глазами увидела, что он хотел её обойти? Неужели услышала? А баба снова начала говорить: