Титан

— Я не запугиваю. Это ужасно, жить с сознанием, что не только твоя… твоя мать, твои друзья, соседи могут быть стерты с лица земли, но каждый человек, включая младенцев.

Мейстерзингер серьезно кивнул ей, он казался подавленным.

— А теперь решай сам. Или продолжать войну, или предпринять попытку примирения.

— Я вижу это, — пропел мейстерзингер, весь поглощенный в свои мысли. — Это тяжелое решение.

Сирокко решила помолчать. Мейстерзингер знал, что это было в его силах узнать об оружии, о котором говорил Джин.

Свечи на стене оплыли и погасли, лишь одна все еще отбрасывала танцующие отблески на женские черты его лица.

— А где я найду того, кто станет между нами? Мне кажется, что в него полетят пики с обоих сторон.

— Я хочу предложить свои услуги как представителя Организации Объединенных Наций, — протянув руки, сказала Сирокко.

Мейстерзингер изучающе посмотрел на нее. — Не восприми как неуважение к твоему орр-га-ни-зац о-бъ-дин-нац, мы никогда не слышали о таком. Какое им дело до наших войн?

— Организацию Объединенных Наций всегда волнуют вопросы войны. По правде говоря, они, как и все мы, еще далеки от совершенства.

Мейстерзингер пожал плечами, как будто он и так знал все это с самого начала. — Зачем ты собираешься делать это для нас?

— В любом случае я буду проходить через территорию, населяемую ангелами на моем пути к Гее. И кроме того, я ненавижу войну.

Впервые за время разговора мейстерзингер выглядел по-настоящему впечатленным. Было очевидно, что его мнение о ней значительно возросло.

— Ты мне не говорила, что вы странники. Это меняет дело. Я опасался, что вы наделаете глупостей, но это уж полнейшее безрассудство.

Мейстерзингер протянул через стол руки и взял голову Сирокко в свои огромные ладони, склонился над ней и поцеловал ее в лоб. Это была наиболее ритуалистическая вещь из всего, что она видела у титанид и это тронуло ее.

— А теперь, иди, — сказал мейстерзингер. — Я не могу больше думать о новом оружии, и так происходят ужасные вещи, без дополнительного прокладывания дороги к полному уничтожению.

Он помолчал, казалось задумавшись о чем-то.

— Если тебе и в самом деле доведется увидеть Гею, спроси у нее, почему моя дочь должна была умереть. Если она не захочет ответить тебе, дай ей пощечину и скажи, что это от мейстерзингера.

— Хорошо, я выполню твою просьбу.

Сирокко встала, у нее было странно приподнятое настроение, почему-то ее уже меньше волновало будущее, чем на протяжении этих последних двух месяцев.

Она уже выходила, но, вспомнив что-то, оглянулась.

— За что ты поцеловал меня? — спросила она у мейстерзингера.

Он поднял на нее глаза. — Это был прощальный поцелуй. Ты уйдешь, и я уже никогда не увижу тебя.

Глава 17

Волынка взяла на себя роль гида и источника информации для человеческого отряда. Она сказала, что мать ее одобряет это и что она чувствует, что это будет хорошая жизненная школа. Появление людей было наиболее волнующим происшествием в городе титанид на протяжении бесчисленного числа лет.

Когда Сирокко выразила желание ознакомиться с окрестностями города, Волынка приготовила ланч для пикника и два больших курдюка вина. Калвин и Габи тоже захотели пойти с ними, Август же просто молча смотрела в окно, как она часто делала. Джина нигде не могли найти. Сирокко напомнила Калвину, что ему надо сидеть с Биллом.

Билл попросил ее подождать, пока она выздоровеет и ей пришлось напомнить ему, что у нее все еще есть определенные обязанности. Долгое заточение сделало его раздражительным и мелочным. Сирокко понимала это, но любила его меньше всего, когда он требовал покровительства и снисхождения.

— Прекрасный день для пикника, — пропела Волынка, когда они вышли на окраину города. — Земля сухая. Мы должны уложиться в четыре-пять оборотов.

Нагнувшись, Сирокко завязала шнурки на мокасинах из мягкой кожи, которые сделали для нее титаниды, затем встала и посмотрела на запад, где в центре Реи находился канат, это было место ветров. Он неясно вырисовывался в прозрачном воздухе.

— Мне не хочется разочаровывать тебя, — пропела Сирокко, — но мы с моим другом собираемся дойти туда и так же вернуться назад. Мы планируем сделать привал у основания каната и притвориться мертвыми.

Волынка вздрогнула.

— Я не хочу, чтобы вы делали это. Меня это пугает. Откуда ты знаешь, что червь не съест тебя?

Сирокко рассмеялась. Титаниды никогда не спали. Они находили это еще более неудобным, чем вечное балансирование на двух ногах.

— Есть альтернатива, — сказала она. — Я не решаюсь предложить это тебе из боязни обидеть. На земле у нас есть животные, не люди, частично они похожи на вас. Мы ездим у них на спине.

— На спине? — Волынка выглядела смущенной, затем лицо ее просветлело, она сообразила, что к чему. — Ты имеешь в виду, что одна из твоих ног на каждой стороне… разумеется, я поняла! Ты думаешь, это получится?

— Если ты не возражаешь, я попробую. Протяни руку. Нет, поверни ее… вот так. Я поставлю на нее ногу…