Титан

Теперь он был серьезен. Теперь и она была серьезна. Жена? А он красив. Кроме того, ее восхитила его руководящая роль во всей этой истории с подрывом крепости. Да, это был человек, привыкший командовать. Диана говорила, что он к тому же один из самых богатых людей Америки.

Америка… После четырех лет, проведенных в Европе, разрываемой страшной войной на части, мирная Америка казалась какой-то сказочной мечтой…

— А еда точно будет французская? — спросила она уже мягче.

«По крайней мере, мне не придется закрывать глаза и думать о Кларке Гейбле, — думала она. — С мистером Флемингом можно держать глаза открытыми».

Той же ночью после великолепного обеда с бутылкой марочного «Луис Редерер кристал» они занимались любовью в его номере. В течение последних месяцев Лора не знала ничего, кроме пьяных и бессильных попыток своего парижского «мясника». По сравнению с ним объятия Ника выглядели настоящей бурей страсти. Она упивалась его силой, жаждой, желанием и запахом. Он вошел в нее и стал двигаться сначала медленно, но со все возрастающей страстью. Их руки сплелись в крепком объятии… Волна нежности разлилась по всему ее телу, и Лора забыла и о войне, и о немчике, и о смерти… Она думала только о жизни, радости, любви. Приятный покой удовлетворенного желания наступил у них одновременно.

— Час назад, — прошептала она, целуя его в плечо, — я была готова ехать в Нью-Йорк за твоими деньгами. Теперь я поеду туда за тобой.

Сильный свет резал глаза, но Диана не жаловалась. Доктор Кеннет Тремейн внимательно осматривал шрамы на ее лице. Осмотр длился, казалось, бесконечно. Наконец он выключил яркую лампу.

— Не осмелюсь гарантировать результат, мисс Рамсчайлд, — сказал он. — Вообще-то я никогда не даю гарантий. К тому же ваше лицо серьезно обожжено. Но я имел дело с пациентами, дела которых были еще хуже. Если вы согласитесь рискнуть, то я скажу так: шансов на успех примерно семьдесят процентов. Потребуется несколько операций.

— Как я буду выглядеть, если все получится? — тихо спросила она.

— Останутся легкие рубцы, которые будут легко поддаваться макияжу. Я не обещаю, что вы станете похожей на кинозвезду, но безобразной вас никто не назовет. Вы наконец сможете снять эту вуаль.

— Как я буду выглядеть, если ничего не получится?

— Не буду вас обманывать. Обширные кожные трансплантации, которыми я занимаюсь, очень опасны. Риск довольно высок. Существует угроза заражения. Если честно, существует угроза смерти.

— Понимаю.

Она на минуту задумалась.

С миллионами Ника она сможет безбедно прожить до глубокой старости. А если она согласится сейчас на операцию, то, возможно, появится шанс вновь обрести Ника. Или, по крайней мере, появится шанс избавиться от ярлыка «экзотической» женщины, который, как она хорошо понимала, был лишь благозвучным синонимом «уродины».

Так ли уж нужна ей любовь, что ради нее стоит рисковать жизнью?

— Когда вы сможете приступить? — спросила она, вновь закрывая лицо вуалью.

* * *

Спустя неделю после окончания войны Ник собрал всех своих детей в гостиной своей квартиры на Парк-авеню. Здесь присутствовал Чарльз, которому недавно исполнилось двадцать шесть. После воздушного боя над Норфолком его с честью проводили из RAF. Сломанная нога срослась не совсем удачно, и у него до конца жизни осталась легкая хромота. Он вновь принялся за учебу, прерванную войной, и рассматривался в качестве одного из самых выгодных молодых женихов Нью-Йорка.

Здесь была и двадцатипятилетняя Сильвия. Ее второе замужество оказалось едва ли не более неудачным, чем первое. Как выяснилось, Корни был заурядный пьяница. Своего четырехлетнего сына Артура Брукса она оставила в своем доме в Колд-Спринг-Харбор, чтобы приехать вечером к отцу на встречу семьи.

Эдварду было двадцать четыре. Он доблестно отслужил на Тихом океане и теперь подыскивал себе квартиру в Гринвич-виллидж, где бы смог начать работу над давно задуманной книгой о войне.

Морису Флемингу был двадцать один год. Он служил в береговой охране и теперь был восстановлен в списках студентов Гарварда, чтобы продолжить учебу.

Файна и Викки — неразлучные сестры и подруги — сидели вместе на диване. Файна нервничала: на следующее утро ей предстояло сниматься в новой постановке картины ужасов «Летучая мышь» по Мэри Робертс Райнхарт. Ей было двадцать два года. Девятнадцатилетняя Викки была второкурсницей колледжа.

Наконец, присутствовал и двадцатилетний Хью, семейный остряк, незаменимый защитник в команде Йельского университета.

— Я пригласил вас всех прийти сегодня ко мне, — начал Ник, — во-первых, потому что в течение нескольких лет мы не виделись друг с другом, и я захотел снова увидеть всех вас вместе. Выглядите вы отлично.

— Да и ты, пап, молодцом, — вставил Хью, а его сестры и братья зааплодировали. Нику это понравилось.

— Во-вторых, — продолжил он, — я хотел вам сказать то, что, наверное, и не нужно говорить, так как вы все это прекрасно знаете. Вы все были очень дороги матери.

Улыбки на их лицах померкли. Каждый вспомнил что-то свое, связанное с Эдвиной.