Взяв брата за руку, она направилась с ним в мраморный холл, в котором много лет назад впервые встретились их родители. Но Сильвия сейчас не думала о прошлом. Она думала о том, что ждет ее этой ночью.
— Сегодня обещают снег, — крикнул им Рональд, когда они уже были в дверях.
Сильвия повернулась к мужу. «Он такой хороший, такой добрый. Не поступай с ним так. Господи, но ведь уже поздно сворачивать в сторону!»
Снаружи было очень холодно. Шофер Чарльза сначала забрал у Сильвии ее сумку, а потом открыл для них заднюю дверцу «роллса».
— Я знаю, что ты надумал, — сказала Сильвия, когда они поехали. — У тебя все написано на лбу. Хочешь охмурить меня, чтобы я отдала тебе свой голос. Можешь не стараться, говорю сразу.
Он пододвинулся к ней и взял ее за руку.
— Мне сейчас абсолютно все равно, поддержишь ты меня или нет, — сказал он.
— Ври кому-нибудь другому, Чарли, — вздохнула она. — В тебе есть что-то воистину от дьявола. Ты испорченный человек.
Он улыбнулся.
— Мы оба испорченные, — прошептал он. — Поэтому-то мы и любим друг друга.
Она закрыла глаза, думая: «Неужели он прав?»
К тому времени, как «роллс» мягко притормозил возле особняка в Одли-плэйс, повалил легкий снежок.
— Мама так любила этот дом, — сказала Сильвия, подходя с братом к парадному крыльцу. — Когда меня грызет тоска по маме, я всегда приезжаю сюда. Нет, конечно, я не верю в призраков, просто считаю, что весь этот дом наполнен воспоминаниями… Здесь в каждом кирпичике память о маме…
— Да, мать была замечательной женщиной, — сказал Чарльз.
— И как это у нее могли родиться такие дети, как мы с тобой? — мрачно проговорила Сильвия, открывая дверь.
Чарльз промолчал.
В гостиной тлел камин. Чарльз скинул пальто, разворошил уголья и подбросил в огонь новых щепок. Сильвия оглядела эту длинную с низким потолком комнату, которая была несколько веков назад маслодельней. Она очень живо помнила мать, была почти одержима памятью о ней. И разрывалась между физическим влечением к брату и чувством вины.
Чарльз смахнул с головы «дьявольский» капюшон и стал расстегивать молнию на спине. Вдруг он прервался, заметив на столе телеграмму. Он подошел, взял ее и пробежал глазами.
— Это от Дианы, — сказал он и начал читать вслух: — «С твоим отцом случился легкий сердечный…
— О Боже! — воскликнула Сильвия.
— …Должно быть, это все из-за твоего предательства…» О, да она не выбирает слов, как я погляжу! «Ты освобожден от своей должности в «Флеминг индастриз», и твой офис опечатан. Отца забрали на самолете в Нью-Йорк в больницу».
Он скомкал телеграмму и швырнул ее в огонь.
— Ну хорошо, — сказал он. — Значит, война! Отлично.
Он взглянул на Сильвию. Она была бледна как мел.
— Это знак… — проговорила она.
— О чем ты?
— У отца сердечный приступ. Это знак от мамы! Я знала, что-то произойдет, как только я переступлю порог этого дома.
— Что произойдет-то? О чем ты, черт возьми?!
— Я знала, что мне нельзя было приезжать сюда! О Чарли, я хочу тебя! Наверно, я всегда тебя хотела с тех самых пор, как узнала, что такое секс! Я не знаю, что это такое… Какое-то дьявольское семя, от которого я никак не могу избавиться, яд, отрава…
— Это не дьявольское семя. И не яд. Это то прекрасное, что связывает нас. Это наша тайная любовь. И плевать мне, как это называется!
— Это называется кровосмешением, Чарли, — ровным голосом проговорила она. — Я иду спать. Одна. Утром я возвращаюсь в Тракс-холл. А ты, если не дурак, поедешь в Нью-Йорк и помиришься с отцом.
— К черту отца! — крикнул Чарльз. — Его время вышло. Настала моя очередь. Всю жизнь я был всего лишь сыном Ника Флеминга! Даже во время войны, сбивая немцев, я не мог отделаться от этого ярлыка! К черту Ника Флеминга! Теперь это всего лишь дряхлый, выживший из ума старик, у которого сейчас даже мотор не работает! — Он выругался. — Он меня, видите ли, отстраняет! Это я его отстраняю!
— Чарли, — тихо проговорила его сестра. — Это наш отец. Мне жаль тебя.
Она стала подниматься по лестнице на второй этаж.
— Иди сюда! — проревел Чарльз.
— Я иду наверх.
— Ты будешь делать только то, что я тебе прикажу! Вернись сюда! Я буду любить тебя прямо здесь на полу перед камином! Я мечтал об этом весь вечер.
— Я не буду! — крикнула она. — И хватит об этом!
— Ты… — Прихрамывая, он стал приближаться к ней. — Вернись сюда.
Она бросилась по лестнице бегом с криком:
— Чарли, хватит! Я сказала, что не буду…
— Ты будешь делать то, что я тебе прикажу. И еще ты будешь голосовать своими акциями за меня.
— Нет!
Он стал подниматься по лестнице настолько быстро, как только позволяла больная нога.