Впечатление это осталось, когда Ника повели вверх по огромной мраморной лестнице, которая была точной копией знаменитой Королевской лестницы Версаля. Дворец, выстроенный в 1719 году, был призван вызывать восторг и восхищение. Стены лестницы взмывали вверх футов на шестьдесят к величественному расписному потолку, где боги и богини сплелись в мифологических танцах на фоне лазоревого райского неба. С потолка свешивалась самая большая хрустальная люстра из всех, когда-либо виденных Ником. Поднявшись по лестнице вместе с Ником, лакей провел его в красную гостиную, потолок которой был украшен искусно выполненным неопомпейским рисунком на золотом листе; в самом центре сверкающего, отражающего свет пола был выложен красивый и замысловатый, круглый по форме рисунок в лучших традициях инкрустации по дереву. Высокие дверные коробки сами по себе были небольшими мраморными произведениями искусства, с маленькими колоннами и фронтонами. На стенах, обтянутых красным шелком, висели творения итальянских мастеров XVII века. Глаза Ника становились все шире и шире по мере того, как лакей распахивал перед ним двери очередной гостиной, которая была больше и роскошней предыдущей, и каждая была заполнена такой мебелью и такими предметами искусства, ради которых любой музейный хранитель, не задумываясь, пошел бы на убийство. Везде на изящно инкрустированных столах из дерева, на флорентийских столиках pietra dura были разложены и расставлены ониксы, жадеиты, малахиты, драгоценные брелоки и усыпанные камнями табакерки, очаровательные шкатулки и картинные рамы Фаберже. Ник увидел даже блюдо из слоновой кости, наполненное неограненными алмазами и рубинами. Это великолепие потрясало и, учитывая ситуацию в Петрограде, было просто вызывающим.
Проходя через огромную ротонду, в середине которой стояла обнаженная Диана работы скульптора Кановы, Ник услышал приглушенный звук фонографа. Музыка была современной. Джазовый оркестр играл «Александр рэгтайм бэнд». Ник едва удержался от радостного возгласа: за полмира от Нью-Йорка — знакомая мелодия! Лакей повел его по длинному коридору, вдоль стен которого стояли скульптуры, и музыка звучала отчетливее и громче. Проходя мимо одной из открытых дверей, Ник остановился и спросил лакея по-русски:
— Что это?
— Театр, сэр.
Ник заглянул внутрь и действительно увидел самый настоящий театр: позолоченные балконы с херувимами, в полную величину сцена, окруженная позолоченным бордюром, обитые шелком кресла для оркестра на сто пятьдесят человек. Домашний театр, эта прихоть какого-нибудь предка великого князя, жившего в начале XIX века, был настолько экстравагантным явлением, что у Ника просто не было слов.
— Перед войной, — как ни в чем не бывало говорил лакей, — мы давали по нескольку представлений в неделю.
Онемевший Ник только кивнул. Они двинулись по коридору дальше.
Теперь «Александр рэгтайм бэнд» был заменен другой записью, медленным меланхолическим вальсом, который был Нику незнаком. Дойдя до конца коридора, лакей отворил двустворчатые двери, белые с позолотой, и провел американца в большой зал. К этой минуте понятия «экстравагантность», «великолепие», «роскошь» уже потеряли свое значение, и Ника, казалось, уже ничем нельзя было удивить. Но вид этого зала все-таки потряс его до глубины души. Изящный, изгибающийся аркой потолок был украшен золотистыми гирляндами. Зал был огромен, по меньшей мере, в сто футов длиной, и освещался четырьмя золотыми люстрами в русском стиле. Вдоль стен тянулись бело-золотые дорические пилястры. Между ними были золотые и хрустальные подсвечники. Между пилястрами и потолочным сводом была лепнина в виде золотой пшеницы и полевых цветов. Под грустную, медленную музыку на зеркальном паркете вальсировало около десятка молодых людей и девушек. На бело-золотом столе времен Людовика Шестнадцатого была установлена фонограф-виктрола.
Великий князь Кирилл, в вечернем костюме, стоял в углу зала и беседовал с несколькими господами примерно его возраста. Увидев вошедшего в зал Ника, он тотчас покинул своих гостей и, подойдя к американцу, пожал ему руку:
— Мистер Флеминг. Рад, что смогли прийти.
Прохаживаясь с Ником по залу, он негромко говорил:
— Сегодня я разговаривал с его императорским величеством по вашему вопросу. Наше посольство в Париже договаривается с французским правительством о предоставлении заема на сумму в восемьсот миллионов рублей. Или сто миллионов американских долларов. Его величество поручили мне довести до вашего сведения, что девять миллионов долларов будут выплачены банку Саксмундхэмов в Лондоне к концу этой недели. В долларах. Полагаю, такое решение проблемы вас удовлетворит?
Ник вместе с участившимся сердцебиением ощутил, что только что стал богатым человеком.
— Да, сэр. Вполне удовлетворит. Утром я телеграфирую об этом мистеру Рамсчайлду.
— Нам бы очень хотелось, чтобы корабль с товаром покинул порт Сан-Франциско как можно скорее. До конца недели еще четыре дня, а если вдруг в оплате произойдет задержка, что маловероятно, товар еще можно будет задержать на Гавайях.