Титан

— Ваш сын неизмеримо более искушен в житейских делах, чем Диана. Не стану утверждать, что дочь совершенно не виновата в том, что произошло. Но девушка более опытная не так близко к сердцу приняла бы чисто нью-йоркское ухаживание вашего сына. Я уверена, что Ник будет более счастлив с девушкой… ну что ли, более городской.

Эдит вообще перестала что-либо понимать.

— Насколько я поняла, Диана показала себя достаточно городской девушкой, раз позволила себе быть соблазненной, — возмущенно проговорила она. — У меня нет намерений вмешиваться в помолвку сына. Я читала его письма и вынесла из них ощущение того, что они очень любят друг друга.

— Можно назвать это любовью, а можно и вожделением.

— Одно другому не мешает.

Арабелла поставила чашку на стол и поднялась.

— Не вижу смысла в продолжении нашего разговора, — заявила она. — Как выяснилось, вы исповедуете те же моральные принципы, что и ваш сын. Что ж, это неудивительно. Мне прекрасно известно, какие у вас были отношения с Ван Нуисом Клермонтом до того дня, как вы стали мужем и женой. Теперь больше чем когда-либо я настроена не допустить вхождения моей дочери в вашу одиозную семейку.

Эдит тоже поднялась из-за стола. У нее было каменное выражение лица.

— Вы несносная женщина, — сказала она спокойно. — Слуга укажет вам выход.

Покидая дом Флемингов, Арабелла улыбалась. «Если даже это не расторгнет помолвки — ничто не расторгнет, — думала она. — Теперь-то уж Эдит Флеминг из кожи вон вылезет, но не допустит своего сына в мою одиозную семейку!..»

Когда Ник получил письмо от Эдит, его обуял такой лютый гнев, что окажись вдруг Арабелла Рамсчайлд в ту минуту в его номере отеля, он избил бы ее. Оскорбить его мать! Женщину, которая дала ему все в этой жизни. Женщину, чья невиданная доброта и великодушие так круто однажды повернули его судьбу. Арабелла открыто встала на путь вражды, и этот ее визит к Эдит Флеминг взбесил Ника даже больше, чем известие об аборте. Меряя шагами гостиную в своем номере, окна которой выходили на Темзу, Ник пытался придумать способ сосуществования с этой женщиной. Бесполезно. Теперь он ненавидел ее точно так же, как и она его.

Если он женится на Диане, то с условием, что она будет держать свою мать от него подальше. Арабелла не была бы тещей из анекдотов, она была бы тещей из кошмаров.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ник нежился в ванне в своем номере «Савоя» и читал «Таймс», когда услышал телефонный звонок. Накинув ворсистый халат, он прошлепал босыми ногами в комнату и снял трубку.

— Слушаю.

— В вестибюле находится молодая леди, которая хотела бы увидеться с вами, мистер Флеминг, — раздался в трубке голос портье. — Светлейшая Эдвина Траке, сэр. Можно ее пропустить к вам.

— Дайте мне десять минут, чтобы одеться, — сказал Ник и положил трубку, гадая, что может быть нужно от него этой светлейшей испорченной девчонке.

Со времени уик-энда в Тракс-холле прошло уже четыре дня. Уинстон Черчилль в это самое время воевал в кабинете министров по поводу помещения заказа на производство и поставку американских автоматов, но, к неудовольствию Ника, встречал упорное сопротивление. Несмотря на успех танков во Франции, ни Ллойд Джордж, ни генштаб, казалось, не желали проявить интерес к затее Черчилля с очередным «чудо-оружием». Для Ника это выглядело лишним доказательством того, что войну ведут люди с обывательским мышлением. Единственным из встречавшихся ему в лагере союзников человеком, который обладал интеллектом высшей пробы, был Черчилль. И он был в опале и, возможно, полностью отстранен от власти. Во всем этом был один печальный урок: миром по-прежнему заправляют посредственности.

Одеваясь, Ник все же думал об Эдвине гораздо больше, чем об автоматическом оружии. Ее неожиданное появление в «Савое» заинтриговало его. Надменная девчонка не нравилась ему настолько же сильно, насколько он сам, как казалось, не нравился ей. С другой стороны, он заметил, что вроде бы произвел на нее впечатление во время того обеда и очаровал своей бравурной демонстрацией возможностей автомата.

Когда он открыл ей дверь, то заметил, что она нервничает. Это из-за того, решил он, что она пришла к нему без сопровождающей пожилой дамы.

— Я хочу извиниться, — сказала она, не утруждая себя приветствием.

— За что?

— Я была с тобой неучтива там на корте, и потом… — ответила она, снимая свой макинтош. — Я вела себя по-ребячьи, а мне не следовало этого делать. Потом я поняла, что ты вовсе не такой гадкий, как мне поначалу показалось. Я даже думаю сейчас, что ты что-то вроде героя.

— Я? Герой? — Он рассмеялся. — Что ты, у меня нет шансов. Я слишком заурядный для героя. Кстати, я сейчас собирался заказать завтрак. Присоединяйся.

— Попила бы чаю с удовольствием. Мне нравится у тебя. Хороший номер, наверно, дорого стоит.

— Действительно дорого, — согласился он, вызывая звонком гостиничную прислугу. — Но почему ты решила, что я герой?

Она стояла у окна и смотрела на Темзу.

— Потому что в твоих силах приблизить конец этой ужасной войны. Вернее, это в силах твоих автоматов.