В целях привлечения греков на сторону союзников в войне — греческий царь Константин был женат на сестре кайзера и занимал прогерманскую позицию, — греческому премьеру Элеутериосу Веницелосу был обещан город Смирна на средиземноморском побережье Турции. В 1919 году Веницелос уступил просьбе союзников и послал им долговую расписку. Ллойд Джордж и лорд Керзон презирали турок, кроме того им грезилась романтическая Греция Гомера, являвшаяся колыбелью демократии. Они поддержали Веницелоса. Без султана, который находился в заложниках у союзников в Константинополе, и без жизнеспособного национального правительства Турция была беспомощна. Веницелос послал вперед греческую армию и штурмом взял Смирну, которая еще с 1453 года официально считалась турецкой — тогда султан Магомет Второй покорил Константинополь, — несмотря на то, что там была крупная греческая община. Жители Смирны из числа турок подверглись грабежам, женщины — изнасилованиям. Не гнушались солдаты-греки и убийствами.
Вот тогда-то Диана Рамсчайлд и рассудила, что турецкий султан купит у нее партию товара, производимого ее компанией. Для встречи с «тенью аллаха на земле» она надела нарядное зеленое платье от Шармез — она сделала это с умыслом: зеленый цвет был цветом знамени ислама, — гармонирующий с платьем и подбитый мехом плащ, белые перчатки и белую шляпку с вуалью. Весь свой гардероб она купила в Париже по дороге в Константинополь. Диана любила хорошо одеться: в Восточном экспрессе с ней путешествовали шесть больших чемоданов. Она остановилась в роскошном отеле «Пера-палас» в европейском квартале. Ей удалось договориться о встрече с султаном, для чего потребовалось всучить военному министру тысячедолларовую взятку. Ни английские, ни французские власти не докучали ей своим вниманием. Диана решила, что им просто неизвестно, кто она такая, однако она ошибалась. Им это прекрасно было известно. Им было известно также, что она здесь только потеряет время.
По огромным залам трехсоткомнатного дворца ее провожал мажордом, одетый в стамбульский костюм. Дворец произвел на нее сильное впечатление, хотя она понимала, что в отделке комнат много показухи и крикливости, а тяжелая, покрытая позолотой французская мебель и высокие окна, выходившие на Босфор, говорили больше о вульгарности, чем о величии. Еще совсем недавно годичное содержание этого дворца со всеми его атрибутами, включая сотни евнухов, слуг, одалисок, обходилось ни много ни мало в два миллиона английских фунтов стерлингов. Теперь же здание казалось пустынным, и в этом было что-то жуткое. Диана гадала: куда они все делись?
Наконец ее ввели в зал с высокими потолками, у одного из окон которого стоял низенький человечек в сюртуке. Мажордом представил гостью по-французски. Диана не знала почти ни слова на турецком, но зато у нее была беглая французская речь, и она хорошо знала, что почти все образованные турки говорят по-французски. Когда мажордом вышел, коротышка повернулся и зашагал к Диане.
— Добро пожаловать, мадемуазель Рамсчайлд, — сказал этот человек, у которого были усики а-ля Чарли Чаплин. Он поцеловал ей руку и улыбнулся: — Меня зовут Бабур-паша, я являюсь советником его превосходительства господина военного министра.
— Очень приятно с вами познакомиться, ответила Диана тоже по-французски.
— К несчастью, его величество сегодня почувствовал недомогание. Но велел передать вам, что в настоящий момент наше правительство не заинтересовано в покупке оружия.
Диана изумилась:
— Но министр дал мне понять, что его величество как раз очень хочет обсудить эту сделку.
Улыбка на лице советника даже не дрогнула.
— К несчастью, в настоящий момент в нашем бюджете не найдется требуемых для такой покупки средств.
Лицо Дианы ожгло гневом.
— Ясно! И министр знал это вчера, когда брал из моих рук взятку!
— Взятка — грубое слово, мадемуазель. Правда, если вы сочтете для себя возможным внести свой посильный финансовый вклад в благотворительный фонд, который я представляю, фонд больных и раненых ветеранов в Скутари… может быть, его величество после этого уговорят все-таки принять вас. Скажем… тысяча американских долларов?
Она взглянула в маленькие темные глазки, блестевшие от жадности.
— Идите вы к черту! — сказала она, резко повернулась и вышла из зала.
Каблучки ее туфель гневно простучали по паркету. Она была в ярости и больше всего проклинала себя за то, что связалась с этими продажными бюрократами.
«Отлично! — зло думала она. — Если этот больной султан оказался банкротом, я предложу услуги другой стороне».
Она намеревалась выйти вовсе не на греков: те закупали оружие у итальянцев. Она думала о герое операции на Галлипольском полуострове, человеке, который торпедировал карьеру Черчилля, человеке, который возглавлял теперь революционную армию в Анатолийских горах и собирал отовсюду турок для защиты родины от греческих захватчиков. Она держала в голове Мустафу Кемаля, Гази, Победителя христиан.