Титан. Фея. Демон

— Четвертак за мной, — отозвался Конел. — Да и благодарность тоже… — Тут он рассмеялся.

— Что такое?

Конел развел руками, и рот его разъехался в глуповатой ухмылке. Стоял он еще нетвердо. — А второе чудо?

— Скоро покажу. Берите меня за руки, детишки.

Полет, похоже, обескуражил Конела куда больше, чем явление призрака или магическое исцеление. Сирокко слышала, как стучат его зубы.

— Возьми себя в руки, Конел, — сказала Габи. — После того трюка, который ты провернул с люфтмордером, это просто воскресная прогулка в парке.

Конел промолчал. Сирокко просто терпела. На самом деле ей не нравилось все, что было не в ее власти. Хотя во время этих снов все казалось не таким уж и важным.

— До сих пор ты мне доверяла, — нежно обратилась к ней Габи. — Доверься еще раз. Тебе здесь нечего бояться.

— Я знаю, только…

— Только ты всегда, минуя Океан, испытывала иррациональный страх. И ты никогда не подходила ближе, чем на сто километров, к центральному тросу. Океан — враг, постоянно твердил тебе твой разум. Океан — зло. Но теперь-то тебе уже двадцать лет известно, что зло — это Гея. Так кто тогда Океан?

— …Не знаю. Сколько раз я собиралась прийти и посмотреть этому подлецу в глаза… до сих пор вижу, как «Укротитель» расходится по всем швам.

— И слышишь ту милую сказочку, которой Гея угостила нас тогда в ступице… — Габи на миг умолкла, а затем голос ее зазвучал, как у капризного ребенка —…про то, как бедная несчастная Гея перепробовала все-все, как безумно ей хотелось дружить с человечеством, встретить нас с распростертыми объятиями… вот только этот грязный и подлый бунтовщик Океан потянулся и… ах, бедненькие вы бедненькие, как вам, должно быть, тяжко пришлось, но тут нет моей вины — это все гнусный Океан, который прежде был частью моего титанического разума, но теперь сам стал полубогом, и у меня нет никакой, совсем никакой власти над изменником…

Габи погрузилась в молчание, а Сирокко, обдумывая ее слова, мрачно сказала:

— Я не такая идиотка, чтобы об этом не думать. — Но я уже говорила — я просто не могла сюда прийти.

— Тут Стукачок славно постарался, — заметила Габи. — Даже когда ты вынула его из головы, он оставил там немало мусора.

Сирокко вздрогнула:

— Извини, кажется, я не очень удачно выразилась. Все, дальше без метафор. Возвращаемся к реальности.

Все трое приземлились у самого рубежа леса жил центрального троса и дальше пошли пешком.

По мере того как они приближались тросу, становилось все теплее. Свет, и без того слабый, окончательно пропал через первые сто метров. Ни Конел, ни Сирокко фонариков не захватили, зато у Габи оказался какой-то источник света, что струился впереди подобно лунным лучам или отражениям от зеркального шара в дискотеке. При таком освещении вполне можно было видеть… только вот смотреть было не на что. Сирокко побывала под многими тросами, и там всегда лежали обломки столетий. Скелеты давно умерших существ, упавшие гнезда слепых летучих животных, скомканные куски расплывшихся гобеленов, что отшелушивались от жил троса и могли провисеть так часы или тысячелетия… даже старые картонные коробки, пластиковые обертки от бутербродов и смятые консервные банки — память о днях туристской программы Геи, когда тысячи людей плавали на плотах по Офиону или плутали по лесам жил. Леса эти содержали свою сложную ночную флору и фауну, редко попадавшуюся на глаза, но легко опознаваемую по помету животных и семенным коробочкам, что падали с незримых переплетений жил.

А в Океане ничего такого не было. Словно час назад здесь прошла бригада уборщиц, вытирая пыль и полируя все до зеркального блеска. Земля здесь напоминала линолеум.

Теперь Сирокко смутно припомнила все свои страхи. И стоило ей хорошенько задуматься, как она поразилась тому, что чего-то в этом месте боялась. Ее нынешние свидания с Габи всегда проходили в приятном, полунаркотическом сонном состоянии. Сирокко знала, что все идет, как надо. В каком-то смысле Сирокко чувствовала себя маленькой девочкой, что идет со своей мамой по извилистой лесной тропке. Интересно, но не захватывающе. За каждым поворотом ждало что-то новое, но это новое не пугало. Лишь приятное предвкушение «что-там-дальше» — и никакой тревоги.

Неясным для нее самой образом Сирокко чувствовала некоторые эмоции Конела. Он тоже не боялся, но испытывал острое любопытство. Габи приходилось то и дело его окликать — или он ушел бы далеко вперед. Продолжая свою аналогию, Сирокко подумала: Конел — городской мальчик, никогда не бывавший в лесу; каждый поворот таит для него новое чудо.

В какой-то момент Сирокко вдруг поняла — не сознавая как — все, вот тут самый центр троса. И в центре этом они увидели свет. Когда подошли поближе, оказалось, что рядом с источником света сидит мужчина. Она прошли еще немного и остановились. Мужчина поднял на них взгляд.