Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

Несмотря на первоначальные сомнения, Рокфеллер не мог устоять перед предложением вновь пережить свои бурные первые годы в нефтяной промышленности, и гигантская задача вспомнить заинтересовала его. За сотни часов интервью, растянувшегося на три года, он возвращался к прошлому и открыто высказывал все, что у него на уме. Временами он говорил о своей жизни в мягких интонациях проповедника, обращающегося к братству родственных душ. В другое время он был сухо язвителен и нещадно насмешлив в адрес своих критиков – хотя все это время, как добрый христианин, старался подавить мстительные чувства к ним.

Инглис с изумлением наблюдал, как волна воспоминаний оживляла старика, его голос из высокого хрипловатого старческого переходил в глубокий мягкий молодой баритон. Его шаги становились пружинистыми и мягкими, когда он мерил шагами пол, излагая славные битвы его карьеры. Рокфеллер не пытался уклоняться от спорных вопросов и предложил совершенно новую структуру разговора о прошлом: Инглис будет зачитывать куски текста из книг двух главных антагонистов Рокфеллера, Генри Ллойда и Иды Тарбелл (их поток упреков был опубликован в начале 1900-х годов и сильно повлиял на общественное мнение), а Рокфеллер будет опровергать их, абзац за абзацем. Когда эти обвинительные акты только появились, он не соизволил прочитать их, сочтя это ниже своего достоинства. Теперь, с отважной самоуверенностью, он решил напрямую подойти к самым трудным обвинениям. «Восемь месяцев я не был расположен отвечать что-то этим глупым писателям, – отметил он, – но теперь я нахожу это интересным»³. А раз уж Джон Д. Рокфеллер-старший что-то надумал, он проявлял невероятную способность к концентрации.

Когда Рокфеллер предпринял эту отсроченную оборону, он ясно верил, что его правота доказана временем, так как эти журналисты очернили его репутацию в начале 1900-х годов, и он стал самым ненавидимым бизнесменом Америки. «Все, кто сегодня в деле, работают по современным направлениям, следуют планам, которые первыми предложили мы», – сказал он с гордостью⁴. Общество перестало относиться к нему с прежним ожесточением, считал он, а противодействие его нефтяной империи «практически сошло на нет и не поднималось многие годы, и теперь уже перестало быть модным громить «Стандард Ойл компани»⁵. Действительно, в Первую мировую войну американское общество оценило промышленную мощь компаний «Стандард Ойл», и Рокфеллер рассчитывал, с долей справедливости, что соотечественники теперь рассматривают его как благодетеля, а не как корпорацию-грабителя. Огромные благотворительные вклады, сделанные им в последние годы, также смягчили неприязнь публики к нему.

Как всегда с Рокфеллером, затянувшиеся в ходе интервью паузы оказывались красноречивее слов. Подготовленный Айви Ли, своим специалистом по внешним связям, Рокфеллер говорил о «Стандард Ойл», воздерживаясь от таких нагруженных терминов, как трест, монополия, олигополия и синдикат и предпочитал выражение «совместная работа». Он выказывал презрение к книжному миру свободных рынков, порожденному Адамом Смитом: «Каким это стало благословением, когда мысль о совместной работе с железными дорогами, телеграфами, сталелитейными компаниями, нефтяными компаниями появилась и заняла место хаоса, в каком доблестные ученые, ничего не знающие о деле, как они считали, оказывали Богу услугу, поедая друг друга»⁶. За три года беседы Рокфеллер ни разу не упомянул свою самую болезненную неудачу: в 1911 году федеральное правительство разделило «Стандард Ойл» на десятки подконтрольных компаний. Вычеркнув благодаря причудам памяти вердикт Верховного суда, Рокфеллер говорил о «Стандард Ойл», как будто прежний монолит все еще стоял невредимым.

Из всех занятых им позиций, вероятно, сложнее всего было поддерживать утверждение, что он не держит зла на своих недоброжелателей. Рокфеллер приправлял речь отсылками к своей великодушной натуре. «Представители «Стандард Ойл компани» питают самые добрые и дружеские чувства даже к тем, кто сильнее всех поносил их, и готовы отнести это к их слабостям и незнанию и всему остальному, что ими руководило»⁷. Более того: «А на тех, кто произносил резкие слова, мы не держим зла. «Грешить, как люди, и, как Бог, прощать»⁸. И даже более примирительно: «Я испытываю радость, что мы доброжелательны и приветливы по отношению к этим ревнивым мелочным людям, во главу своей жизни поставившим попытки утянуть нас вниз, потому что не видели ничего дальше кончиков собственных носов».