«Титаник» плывет

Долли поняла это, не открывая глаз, не чувствуя еще пульсирующей боли в висках, горькой сухости во рту.

Что-то было не так.

Тяжелые веки разлепились с трудом, и сразу же в глазах защипало. Проклятая тушь! О том, чтобы смыть косметику вчера, не могло быть и речи. Это понятно.

Но почему так светло?

Яркий неживой свет лился откуда-то сверху, с потолка, множился, отражаясь в огромных зеркалах.

Долли медленно огляделась — и первое хриплое ругательство сорвалось с ее губ.

Ну разумеется!

Она заснула в ванной. Впрочем, эта ванная комната была скорее будуаром и тренажерным залом одновременно.

Эклектика безраздельно господствовала в ее доме.

Причудливые фантазии До-До превратили просторный особняк на вершине Hollywood Hill в странную экзотическую обитель то ли богини, то ли жрицы порока, то ли преуспевающей business woman из числа самых успешных обитательниц Пятой авеню.

Долли потянулась, кушетка — неожиданная в своем византийском великолепии среди лаконичного авангарда — была мягкой, но узкой, к тому же причудливо изогнутой — ноги затекли и сейчас казались чужими.

Пружинистое движение тела немедленно отозвалось в голове — дремавшая боль встрепенулась. Крохотными молоточками дробно застучала в висках. Пудовым молотом ухнула в затылке.

И сразу же отвратительный горячий комок пополз к горлу — До-До собралась было привычно ругнуться, но не успела — тряпичной куклой свалилась с кушетки, торопливо поползла к унитазу. Запуталась в роскошном кринолине белоснежного платья. Но все же успела.

Грудью — почти обнаженной, платье было открытым — упала на изысканное сантехническое творение от Villeroy, содрогнулась в жестоком приступе тошноты.

— Проклятое martini!

Тонкая рука с хищными ногтями нащупала хромовую кнопку, бачок разразился маленьким водопадом.

Долли зачерпнула пригоршню холодной воды, жадно напилась.

Мокрой ладонью провела по лицу и шее.

Тряхнула головой, отбрасывая назад тяжелые пряди роскошных волос — взгляд уперся в картину над унитазом.

Обнаженная женщина на корточках бесстыже раздвинула ноги. Карандашный рисунок Дали куплен на «Sotheby's» за полтора миллиона долларов.

— Было от чего сходить с ума!

Изысканного шарма Гала Долли не понимала. Но рисунок нравился.

По крайней мере она нашла ему подобающее место, хотя оценить этот шаг по-настоящему смогли единицы. Куда больше было воплей про очередной эпатаж, пренебрежение общественным мнением. И моралью.

Боже правый!

Самые мерзкие скоты на свете более всего любят рассуждать о морали. Грязные пакостники. Похотливые животные. Как они смакуют это идиотское словечко! Пробуют на зубок, катают погаными языками в вонючих ртах.

Мораль!

Плевать она хотела на их мораль.

«Вот моя мораль!» — подумала Долли, обнимая унитаз, и, несмотря на мерзкое состояние души и тела, засмеялась.

Шутки шутками, но началось все именно с унитаза.

Было время, когда Долли не очень-то любила об этом вспоминать. Однако ж ей напоминали. Постоянно.

С подлым, злорадным упрямством глянцевые журналы публиковали фотографию двадцатитрехлетней давности — хрупкая обнаженная девочка, очаровательная и невинная, на… унитазе.

Она же — в спальне, на узкой, почти детской кроватке, неумело мастурбирует.

Она же с подругой-ровесницей — первые пугливые ласки.

Впечатление было такое, будто негодяй-фотограф каждый раз караулил, заставал врасплох и снимал девочку против ее воли. Но это только добавило перца.

Альбом, состоящий из трех десятков черно-белых снимков, стал сенсацией.

Шел 1977 год.

Америка проветривала закоулки, избавляясь от духа бунтарской вольницы, сживалась с образом респектабельной, благочестивой и почти пуританской страны. Но! Скандальную книгу смели с прилавков.

И — понеслось!

Съемки для «Playboy», мужских журналов — классом пониже, реклама белья и туалетных принадлежностей, бесконечные эротические — так утверждали продюсеры, остальным неизменно приходило на ум менее благозвучное «порнографические» — фильмы-однодневки.

Теперь До-До холодела при мысли, что в этом болоте могла увязнуть ее карьера.

К счастью, Мартин держал нос по ветру. Это он, двадцатипятилетний, не слишком удачливый папарацци, предложил ей сняться на унитазе. Они познакомились в «Тгоpicano», грязном клубе на задворках Голливуда. Здесь много пили, курили марихуану и развлекались, наблюдая за жестокими схватками борцов на заплеванном ринге, залитом пивом и кровью.

— Я сниму тебя так, что у всех самцов в этом паршивом, загаженном раю потекут слюнки.

— Что для этого нужно?

— Двадцать долларов, детка. Нужно купить, а потом проявить пленки. И напечатать фото. За работу я не возьму ни цента.

— Okay!

Долли согласилась легко.

В отличие от большинства искателей киношного счастья денег у нее было достаточно — многочисленное и очень богатое семейство в Техасе выбор младшей дочери, разумеется, шокировал, но не настолько, чтобы лишить ее содержания.

Позже благочестивая родня не раз пожалеет об этом. А пока Долли благополучно подвизалась в Лос-Анджелесе третий месяц. Мартин — больше года.

Голливуд обманул обоих.