Титановый бардак

В процессе опроса девятнадцать генералов и полковников застрелились, порядка двух сотен «кровавая гэбня» арестовала и отправила в Москву для более тщательного расследования, а очень много командиров разного уровня внезапно получили повышения по службе. А еще на фронт отправилось почти пять тысяч «выпускников» института Слащева. Сам Яков Александрович тоже убыл на фронт, правда в странной должности «представителя Генштаба на Южном фронте»: после того, как его план был изучен Шапошниковым, тот пригласил Слащева в Москву и после двух дней тесного общения специальным приказом Сталина «отставной белый генерал» был назначен на эту должность. С очень большими полномочиями должность была учреждена…

Оля же считала, что главным в получившейся «паузе» стало то, что из Киева удалось эвакуировать большую часть предприятий. Хотя там, по большому счету, этих предприятий было довольно немного, но все же были — и станки, вывезенные из города, позволяли быстро нарастить выпуск требуемой стране продукции в других местах. То есть теоретически позволяли — но инженеры заводов, куда распределялось это оборудование, жаловались на его отвратительное состояние: прежние рабочие следили за станками крайне небрежно. Но после ремонта и эти станки становились весьма полезными: все же их ремонтировать оказывалось быстрее и дешевле, чем делать новые…

Германское наступление на Украине возобновилось в последний день июня, а спустя неделю немцы вошли в Киев. В полупустой Киев, но Светлана удивлялась и этому:

— Я понимаю, что ждунов там хватает, но почему евреи из Киева эвакуироваться не стали? Мы же всех желающих вывозили, бесплатно, и в дороге кормили!

— Солнышко, — попытался объяснить ей муж, — считай сама: в Киеве было чуть меньше миллиона человек, из которых чуть больше двухсот тысяч евреев. При эвакуации заводов в организованном порядке эвакуировано чуть больше двухсот пятидесяти тысяч человек — это рабочие и инженеры с семьями. Еще порядка ста тысяч — молодежь околопризывного возраста, опять же большей частью с семьями, и тысяч тридцать разной шушеры, главным образом всякой «творческой интеллигенции». Всего получается почти четыреста тысяч, из которых почти треть как раз евреи.

— Ага, а еще хрущевская мобилизация…

— Нет. Двести тысяч мобилизованных — это в основном русские, украинцы, да кто угодно — но в мобилизацию как раз евреев попало меньше пяти тысяч. А из оставшихся там четырехсот тысяч евреи составляют тысяч семьдесят — но это как раз те, кто живет в хороших квартирах, мебель бросать не хочет и прочие богачества. Буденный же запретил тащить в эвакуацию всякое барахло, запретил евреям выделять гужевой транспорт вне всяких очередей — и вот те, кому пианино было бросить жалко, решили остаться… идиоты. Но кто мы такие, чтобы им запрещать самоубиваться? Если кого-то пример Львова ничему не научил, то слова, сама понимаешь, бессильны.

— Это не Буденный запретил, а Оля. Я ей рассказала, что при такой эвакуации евреи оставили фашистам больше сотни тысяч упряжных лошадей, причем в большинстве лошади были искалечены: сбиты холки и плечи. Лошади-то не свои были, чего их жалеть-то? А сейчас у нас транспорта достаточно, так что нефиг лошадок тиранить. Но в целом ты, пожалуй, прав. Кто мы такие? Своих мозгов людям не вложишь, к тому же у нас этих мозгов самим не хватает.

— А вот тут ты ошибаешься. В Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич конечно не сами мозги народу вложил, а всего лишь мысли правильные — и с оставляемых территорий ушли почти девяносто процентов населения. Остались практически одни сильно окатоличенные поляки, и вот их, боюсь, мы скоро на той стороне фронта увидим…

— Срать на них, сейчас в Белоруссии на первой линии обороны уже тысяч четыреста обученных бойцов, и десяток тысяч поляков-энтузиастов они с какахами смешают вообще их не заметив. А к середине августа, как говорит Яков Александрович…

Сказать, что Лаврентий Павлович был в ярости, было бы сильным преуменьшением. Но нарком госбезопасности умел сдерживать свои чувства, поэтому он очень спокойно и рассудительно подготавливал приказы. Много приказов: Петр Климов принес ему «представления» почти на полторы тысячи человек. Вообще-то «всесильный нарком» с трудом представлял, как Девятое управление справилось с такой работой всего за полторы недели, но работа была выполнена на совесть, ни к одной бумажке придраться было невозможно. И, откровенно говоря, от этих документов становилось страшно…

Когда Берия с подготовленными проектами приказов пришел к Сталину, тот долго перечитывал «постановляющую часть», затем передал документы Шапошникову и устало поинтересовался:

— А ты сам уверен, что мы здесь не сделаем ошибки? Или, что хуже, не станем жертвой тщательно задуманной вражеской провокации?