— На самом деле это три отдельных вопроса. Первый: нужно сформировать особый правительственный авиаотряд, на самолетах которого только и смогут летать члены правительства и руководители важных государственных проектов — потому что аварийность нынешней авиации обеспечивает совершенно недопустимые риски для пассажиров. Второй: необходимо для всех летчиков провести аттестацию и выгнать к хренам собачьим всех, кто её не пройдет, причем в первую очередь выгнать тех, кто пьянствует — ведь больше половины аварий происходят из-за того, что пилот за штурвал с похмелюги садится. Третий вопрос — о необходимости реорганизации существующих авиационных конструкторских бюро, поскольку без такой реорганизации наша промышленность будет выпускать исключительно кое-как летающее говно…
Всё хорошо, прекрасная маркиза…
Борис Васильевич Наваркин к большевикам никак не относился. Вот отец его, Василий Степанович, раньше относился к ним плохо — но и он теперь стал относиться никак. Борис Васильевич в войну служил честно: начал прапорщиком (поскольку он имел относительно приличное образование, его сначала в соответствующую школу направили), а закончил штабс-капитаном. Ну а когда, после войны уже, власть захватили большевики…
Отец покинул Россию как только узнал, что Дзержинский расстреливает всех дворян-железнодорожников. Ну а так как на железной дороге практически любой, даже самый мелкий начальник автоматически получал личное дворянство… в общем, уехал и пристроился на железной дороге в Австрии. Сам Борис Васильевич дворянином вообще не был, но еще раз воевать (неважно — за красных или за белых) желания не испытывал — и когда отец сообщил, что есть возможность получить приличную работу у нового отцова приятеля, раздумывать он не стал. Ну, по нынешним временам даже работа мастером в цеху могла считаться приличной, ведь на жилье и хлеб денег хватало. А вот когда заказы на фабрике закончились и работы не стало…
Вот как раз представитель одного из прежних заказчиков и сосватал его на новую работу. Главное — денег за нее платили более чем достаточно для комфортной жизни, а то, что вместо металлического цеха пришлось работать на консервной фабрике, было не очень важно. И тем более не важно, что на этой фабрике стояли насосы, которые раньше Борис Наваркин в Австрии и делал.
Формально Борис Васильевич считался директором фабрики, но работать приходилось большей частью руками: насосы все же часто требовали ремонта. Да и рабочие, хотя опыта и набирались довольно быстро, частенько еще допускали разные ошибки. Правда где-то с полгода назад, когда коллектив фабрики пополнился еще четырьмя бывшими офицерами, причем техники не боящимися, серьезных ошибок стало заметно меньше и почти каждый день фабрика прилично перевыполняла план. Очень даже немаленький план: пятьдесят тонн продукции в сутки. Но в Порхове с работой было неважно, так что и рабочие старались, чтобы не оказаться уволенными, и вообще получилось третью смену полностью укомплектовать — собственно, поэтому в последние два месяца с фабрики ежесуточно уходило не меньше шестидесяти тонн картошки. Именно её, родимой: выпускала фабрика «новейший продукт» под названием «сублимированное картофельное пюре».
Восьмого марта, в воскресенье, все работающие мужчины решили женщинам предоставить дополнительный выходной (ну и что, что воскресенье: фабрика работала круглосуточно и без выходных), так что на зачистку картошки встали мужики, а многие привели с собой и сыновей. Конечно, опыта у мелких было немного, но наковырять глазков из картошки — это все же не особо и трудно, там более после снятия шкурки (на специальной машине, очищающей картошку особой шершавой лентой) эти глазки просто в глаза бросались. Откровенно говоря, «по технологии» вполне допускалось в котлы картошку и с глазками запускать, но Борис Васильевич считал, что лучше делать как лучше: деньги в фонде зарплаты были, бабам в городе лишний заработок не помешает, а качество продукции — это в том числе и его, Бориса Наваркина, репутация.
Откровенно говоря, до первого посещения фабрики он и не подозревал, что картошку можно сварить всего за три минуты — но в автоклавах она именно три минуты и варилась. Затем её пропускали через мялки, а пюре на больших поддонах пихалось в вакуумные камеры, для которых австрийские насосы и заказывались в свое время. В камерах поре довольно быстро превращалось в абсолютно сухую… субстанцию, которая затем в фасовочном цехе распихивалась по двести пятьдесят грамм в пакеты из пергаментной бумаги. Бумагу эту тоже в Порхове делали, на старой бумажной фабрике. Ну как на старой: все оборудование для нее привезли из Германии в начале прошлого года, выкинув перед этим устаревшее, еще дореволюционное…