Поиск могущественного покровителя Леонардо начал в тридцатилетнем возрасте. Это позволяет полагать, что к тому времени у него сформировался психологический комплекс, означающий, что «существует нечто несовместимое, неассимилированное, возможно даже, какое-то препятствие, но это также и стимул к великим устремлениям и поэтому, вполне вероятно, даже новая возможность для успеха», и одновременно показывающий, что в индивиде заключен нереализованный потенциал, «область, где, по крайней мере сейчас, он терпит поражение, где нельзя что-либо преодолеть или осилить; то есть, без сомнения, это слабое место в любом значении этого слова»[232]
.До двадцати лет Леонардо был единственным ребенком в семье и мог комплексовать разве что по поводу внебрачного происхождения, если, конечно, подсознательно придавал значение этому обстоятельству. Не будем забывать, что именно отец обратил внимание на художественный талант Леонардо и устроил его в боттегу Верроккьо, без чего он вряд ли смог бы развить природные способности до такой степени, то есть, выражаясь в терминах аналитической психологии, способствовал индивидуации его личности, представляющей процесс выявления особенности, «заложенной уже априори в наклонностях существа»[233]
.По-видимому, Леонардо отдалился от отца лишь после того, как тот обзавелся законным потомством, отношения с которым у него не сложились, о чем свидетельствует черновик письма, написанного братьям во время судебного процесса из-за наследства Франческо да Винчи:
«Вы желали величайшего зла Франческо и хотели пользоваться вашим имуществом пожизненно, мне же желаете еще более великого зла…
Кому вы хотели лучшего, или Франческо, или мне? Себе. Этот хочет и мои деньги после меня, потому что я не могу осуществить свою волю, и знает, что я не могу отчуждать имущество [для] моего наследника. Потом вы станете требовать мое наследство, и не как у [своего], а как у самого чужого. И я, как самый чужой, получу его и свое. Вы отдадите такие деньги Лионардо? Нет, или потому что он может сказать, что вы завлекаете в эту ловушку, или притворно или истинно, как бы оно ни было, если не для захвата его и его денег, или я не скажу ему ничего, пока он живет. Хотя вы не хотите после отдать и деньги, которые были даны в долг на ваше имущество его наследником, но хотите, чтобы выплачивались доходы, которые он имеет от такого владения.
Или вы не позволите ему пользоваться ими пожизненно, хотя бы потом они вернулись к вашим детям? Или он не может прожить еще много лет? Или вы представите счет тому, что у меня было. Вы пожелали, чтобы я был наследником, потому что я не смог сделать вас наследниками, потребовать и деньги, что я получил от Франческо»[234]
.Этот документ демонстрирует, сколь конфликтными были отношения Леонардо со сводными братьями, позволяя предполагать, что антагонизм между ними нарастал по мере того, как увеличивалась семья Пьеро да Винчи и все острее вставал вопрос сначала о наследстве отца, затем о наследстве дяди. Лишь к моменту кончины Леонардо разногласия между ними были каким-то образом урегулированы, поскольку художник завещал в наследство братьям остаток своего капитала во Флоренции. Эти соображения дают основание предполагать, что психологический комплекс оформился у Леонардо в то время, когда по выходе из мастерской Верроккьо он, не найдя места в чуждой ему семье, оказался предоставлен самому себе, что, по сути дела, обрекло его на скитания, на поиск своего «архетипа», в процессе которого он привык ориентироваться на собственный опыт, а не на чей-либо авторитет.
Вопрос об авторитете затрагивает проблему отношения Леонардо к религии, имевшего двойственный характер. С одной стороны, он провозглашал «высшей истиной» Библию, называя ее «коронованным писанием», с другой – именовал «святых отцов» фарисеями[235]
, позволяя себе саркастические антиклерикальные высказывания в духе Мартина Лютера. В эпоху католической Контрреформации он мог бы попасть за них в застенки инквизиции (как Галилео Галилей) или на костер (как Джордано Бруно), которые были осуждены за отступничество от геоцентрической системы мира, поддерживавшейся католической церковью, в пользу гелиоцентрической системы, элементы которой присутствуют и в записях Леонардо («Солнце не движется»).