Тито и товарищи

Тито, конечно же, говорил иное. Он полагал, что существовала угроза гражданской войны, и открыто говорил, что хочет ликвидировать эту опасность своими силами, а не при помощи советской армии[2363]. Встает вопрос, не шла ли речь только об отговорке, за которой скрывалась его страсть к власти. Диагноз, который после своего «ухода на пенсию» поставил ему Ранкович, кажется достаточно убедительным: «Политические аферы были его насущной потребностью. Он получал удовольствие, показывая кому-то свою силу. Никогда не сомневался, что добьется в этом успеха, даже если афера была грязной, неприличной, плохо подготовленной» [2364].

Старость Тито

Утопия Карделя

После самоубийства сына Борута в конце 1971 г. Кардель на много месяцев замкнулся в себе. X Съезд СКЮ (27–30 мая 1973 г.) придал ему энтузиазма, и он принялся за написание уже четвертой послевоенной конституции с иллюзией, что она сможет изменить ход жизни. Как говорил Кавчич, Кардель был проницательным человеком, в определенном смысле преданным демократии и гуманизму. Поскольку он, по крайней мере отчасти, осознал, что сведение счетов с либеральной элитой и проведение чисток будут иметь опасные последствия, так как югославские народы этого не поддержали (особенно хорваты и словенцы), он искал выход из тупика. «Демократии и человеческому лицу нашего социализма он пытался вернуть больше, нежели у него было взято». Решение он нашел в новой конституции, которой начал заниматься, исходя из своих большевистско-прудонистских взглядов[2365]. Он был уверен, что самоуправление – это «социалистическая категория, которая опирается на общественную собственность» и что она развилась в борьбе против бюрократизма в государственном и экономическом аппарате. Это столкновение между «социалистическим самоуправлением и технократическим сталинизмом» сейчас переросло «в новую фазу революции», которую должна была определить новая конституция. Главной ее целью была реализация рабочим классом и трудовым народом своей руководящей роли в обществе, в котором не было бы конфликтов. «Конституция должна исходить из аутентичных интересов и потребностей человека, отношений между людьми, которые возникают на основе их прав и взаимных обязательств, а не из отношений между человеком и государством». При этом Кардель всё еще был уверен, что речь идет не только о вопросе внутреннего устройства Югославии, но и о модели социализма, которая может иметь международное распространение и значение [2366]. «Кардель был и хотел быть прежде всего теоретиком, – говорит в другой записи Кавчич. – Он хотел приказывать практике и управлять ею на основе теории. У него теория приобретала характер религии – марксистской религии, источником которой были не Ленин и Октябрь, а Парижская коммуна, идеи Маркса и Энгельса о раннем социализме. Особенно в последние 15 лет своей жизни Кардель был глубоко уверен, что именно на него возложена историческая миссия воплотить в жизнь теоретические и практические основы некоторых взглядов классиков марксизма»[2367].

Создавая идеальное общество, которое он использовал как лабораторию для апробирования своих взглядов, он игнорировал скандалы, интриги и коррупцию, в которых это общество погрязло. Также он не принимал во внимание экономическую слабость Югославии, интеллектуальную ограниченность ее руководящих кадров и утраченные иллюзии граждан, которые оказались в роли подопытных мышей. Он не знал сомнений, о которых мы можем прочесть в дневнике Душана Биланджича в начале 1973 г.: «Спрашиваю себя, возможно ли в каком-нибудь маленьком и, помимо всего прочего, отсталом государстве построить новую общественную систему, отличную от всего мира, который нас окружает, особенно принимая во внимание то, что образуются большие экономические группы, превышающие сто миллионов потребителей. Мировая история не может твориться в маленьком государстве, если это не зов некоего исторического момента»[2368].

Еще больше, чем приверженцев идей Биланджича, планы Карделя, касавшиеся великосербской гегемонии, беспокоили великосербскую группировку. То, что он вместе с Бакаричем и боснийским «правителем» Бранко Микуличем входил в так называемую «могучую тройку», которая оказывала сильное влияние на решения Тито, и то, что кадровая политика сводилась к назначению на важные должности в государственных верхах словенцев, в Белграде многим не нравилось. Особенно на него обиделись за то, что он назначил Митю Рибичича на должность заместителя председателя Президиума СФРЮ, что выглядело так, будто словенцы хотят стать посредниками в отношениях сербов и хорватов[2369]. Как говорит Нико Кавчич, это происходило потому, что сербы всё менее терпеливо переносили «идеологическую узду», которую на них пытался надеть Кардель[2370].

Конституция 1974 г. – шаг к «республике объединенного труда»