Их отношения, которые они некоторое время скрывали, с самого начала были плохо обставлены. Целых шесть лет не было ясно, какова ее роль при Тито, ведь она являлась частью сопровождающего персонала. Личной жизни, так сказать, у нее не было, и случалось, что во время важных встреч она целыми часами просиживала в предбаннике, ожидая, когда Тито появится отдохнуть. К членам Политбюро она относилась с уважением и не решалась с ними заговорить. В таких условиях она, конечно же, подвергалась всякого рода унижениям, однажды «товарищи» из охраны даже заставили ее попробовать еду, которую она приготовила для маршала, чтобы быть уверенными, что она не отравлена. Всё это она терпеливо переносила из любви к своему «герою», на которого смотрела как на божество. Но и он был сильно ею увлечен. Когда в 1946–1947 гг. Йованка из-за болезни легких лечилась на Голнике, он каждый день посылал ей букеты красных роз и любовные письма. Непонятно, почему они столько времени находились в неопределенных отношениях, и почему он на ней женился только через шесть лет. Возможно, он (и справедливо) сомневался в том, готова ли она предстать перед общественностью в качестве официальной супруги. Уже на Голнике пациентки, которые имели возможность наблюдать как Зденку, так и Йованку, говорили, что их нельзя сравнивать. В то время как первая перед смертью стала тихой и грустной, вторая была до невозможности надменна и агрессивна. Когда Йованка в 1949 г. вместе с женой Ранковича приехала в Копер, где должна была получить паспорт для поездки в Триест, чтобы «купить какие-то женские вещицы», на местных милиционеров она не произвела хорошего впечатления. «Чья эта коза?», – спросил один из них. «Молчи, это будущая жена Тито»[2534]
. На решение Тито жениться на ней большое влияние оказал пуританин Ранкович, который постоянно твердил, что руководящие кадры должны быть для других примером в личной жизни[2535].Их свадьба не была чем-то особенным. По рассказу генерала Жежеля, даже не было формального обряда. По другой версии, были свидетели, у Йованки – Александр Ранкович, у Тито – Иван Гошняк, брак был зарегистрирован в каком-то белградском общинном учреждении только после торжества. На нем не мог отсутствовать Иван Краячич – Стево, который должен был по сербскому обычаю стать «старшим сватом» Йованки. Йованке было 28 лет, Тито – в два раза больше. Праздничный стол подготовили в старом дворце Дунавка в Илоке, среди виноградников и охотничьих угодий с видом на Фрушку гору. Сваты были в большинстве своем из руководящих структур, ближайшие соратники Тито, которые не избавились от крестьянских привычек своей молодости.
Как рассказывает Славка Бецеле Ранкович, тостам не было конца, так что угощение перешло в попойку. «Мы чокались бокал о бокал, пили и снова ставили пустые стаканы – пусть знают, кто герой и на этой территории!». Краячич произнес тост в честь новобрачных и поздравил Тито со вступлением в клуб «подкаблучников»[2536]
. После того как Тито узаконил свои отношения с Йованкой, он отдал директиву, чтобы все руководящие деятели легализовали свои интимные отношения. Среди них был и Милован Джилас, расставшийся с Митрой Митрович, с которой пережил довоенные годы нелегального положения и ужасы партизанского периода, и заключивший новый брак со своей молодой секретаршей Штефкой. В Белграде началось настоящее свадебное поветрие, что побудило жену французского посла заметить: «То мы ходим на похороны, то на свадьбы»[2537].