За чисто внешним благополучием и пышностью праздного венецианского бытия один только молодой Тициан уловил рост народного самосознания, усиливающееся напряжение в обществе и боевой дух эпохи Возрождения. Гражданская тема не нашла достойного отражения в творчестве других венецианских художников, современников Тициана. Он же не смог остаться в стороне, и его творчество совершает резкий крен в сторону возвышенной героической тематики. Следуя зову времени, он берется за создание грандиозного графического цикла из двенадцати досок (121x221 мм каждая), который намного превосходил ранее созданную им гравюру «Триумф Христа», не говоря уж о «Перспективном виде Венеции», выполненном в начале века де Барбари.
Применив совершенно новую технику, Тициан изобразил на гравировальных досках усложненную многофигурную композицию с яркими светотеневыми эффектами. Резцу гравера пришлось поработать с ювелирной точностью, пройдясь по еле различимым глазом тончайшим линиям штрихов и контрштрихов, начертанных художником. Это было новое слово в венецианской графике. Двенадцать великолепных гравюр появились в 1515 году, когда издатель Бернардино Беналио выпустил их отдельным альбомом в переплете под названием «Потопление войска фараона в Чермном море» (Венеция, частное собрание).
Все персонажи на гравюре сгруппированы вокруг центрального пустого пространства, отданного на откуп морским волнам, готовым поглотить вражеское войско. Все это вкупе с асимметрией придает больший динамизм всей композиции. Драматической напряженности изображения способствуют также просторный пейзаж и световоздушная атмосфера.
Работа вызвала большой интерес, и о ней немало говорили в венецианских салонах. В традиционном библейском сюжете о великом исходе еврейского народа, ведомого пророком Моисеем, и потоплении в Красном море, не без помощи высших сил, войска фараона венецианцы воочию увидели собственную историческую судьбу, когда их предкам-венедам под напором варварских племен пришлось покинуть насиженные места на
Впоследствии Тициан использовал многое из этого графического цикла в других работах. Так, величественный образ пророка Моисея понадобился ему для написания фигуры одного из апостолов в алтарном образе «Вознесение Богоматери» во Фрари, а стремительно преследующее бегущих евреев грозное войско фараона органично перешло на его батальное полотно «Битва при Кадоре». Вероятно, к тому времени Тициан уже располагал копиями со знаменитых картонов Леонардо и Микеланджело. Их влияние особенно заметно в изображении пеших воинов и всадников, поглощаемых морскими волнами.
Известно, что с годами моль подточила некоторые листы альбома, и в 1547 году появилось второе отреставрированное издание с указанием имени нового типографа, что внесло определенную путаницу с датировкой. Но сегодня окончательно доказано, что Тициан выполнил работу, сподвигнутый военными событиями, которые имели место на материковой части Венецианской республики в период 1513–1515 годов, так как судьбы отечества глубоко волновали его как истинного гражданина.
По поводу батальной картины появилась новость, которую недавно, как сорока на хвосте, принес зашедший в мастерскую Аурелио. Оказывается, отныне всеми заказами работ для украшения зала Большого совета будет заниматься особая комиссия старейшин, возглавляемая самим дожем, а посему нужно теперь обращаться прямо к нему, минуя Совет Десяти. Тициан не заставил себя долго ждать и принялся за очередное послание. «Светлейший дож, — писал он, — я хочу, чтобы Вы лично увидели одну из моих картин, над которой я работаю вот уже почти два года. Пока никто еще не создавал столь сложных по исполнению полотен для зала Большого совета. Сегодня я обязуюсь завершить работу за свой счет. Мне не нужен никакой аванс, кроме десяти дукатов на краски и трех унций имеющегося в конторе по поставке соли при Немецком подворье ультрамарина, а также четырех дукатов в месяц одному из двух моих помощников. Работу второго я целиком оплачиваю из своего кармана. Прошу Вас также распорядиться, чтобы контора по поставке соли взяла на себя обязательство о выплате мне по завершении работы над картиной 400 дукатов, то есть ровно половины того, что запросил однажды за такую же работу Перуджино…» [42]Сведения об условиях, запрошенных Перуджино, вероятно, были сообщены ему секретарем Совета Десяти Аурелио.